Артык, увидев, что Халназар-бай повел Мамедвели-ходжу и других стариков к себе, вошел в кибитку, где была молодежь. В это время у входа в кибитку раздался голос мужчины, произносившего по-арабски нараспев:
— Во имя пречистого суфия Абу-Халифа-йи-Коуфа, — да пребывает над ним милость аллаха, — кому поручаете быть свидетелем в браке?
Двенадцатилетний мальчик-жених, к которому были обращены по обряду эти слова, ничего не понимая, вытаращил глаза. Человек повторил свое обращение. Сидевшие рядом с женихом подсказали ему ответ, и тот детским голоском еле слышно пролепетал:
— Меле-баю.
Через минуту это же обращение раздалось у входа в соседнюю кибитку, где находилась невеста.
А спустя еще несколько минут начался брачный обряд.
Мамедвели-ходжа, выслушав свидетелей жениха и невесты, торжественно вознес руки к небу и затянул:
— Элхамдилиллэ, элхамдилиллэ хиллези... (Хвала аллаху, хвала аллаху... (.арабск.)).
Все замолчали, даже звук смыкаемых и размыкаемых ножниц, оберегающих молодых от нечистого духа, оборвался.
Закончив молитву, Мамедвели-ходжа обратился к брачащимся, все на том же арабском языке, со словами наставления, и никто из сидящих вокруг не понял, что он приводит заповеди Мухаммеда, разрешающие иметь двух, трех и четырех жен, и что это считается правильным.
После того как свидетели сняли белый платок, которым была накрыта чаша, и поделили между собой этот платок и деньги, завязанные в уголке, все присутствующие стали отпивать по глотку сладкого свадебного напитка.
При тусклом свете семилинейной лампы, слабо освещавшей просторную кибитку, лицо Халназар-бая выражало довольство. Вынув из-под халата десять серебряных рублей, он со звоном высыпал их в руки ходжи:
— Да будет всегда праздник!
Когда-то Халназар гак же радовался появлению в доме невесты Баллы. Теперь он не хотел слышать ее предсмертных стонов. Правда, падение ее с верблюда вначале встревожило бая. Он видел, как судорожно дергались пальцы невестки, как посинело ее лицо, как вздрагивали тонкие губы, тускло смотрели ее потухшие глаза, и понял, что положение ее безнадежно. Давно уже не годилась она для работы, а теперь случай помогал избавиться от лишней обузы. Но бай очень дорожил отношениями с родителями больной невестки. Смерть ее могла испортить свадебный праздник. Обо всем этом Халназар успел подумать дорогой, когда вез невестку домой. «Не сейчас же она отдаст богу душу. К чему портить праздник? Пусть свадьба пройдет, как свадьба!» — успокаивал он себя.
