— Но не сейчас, правда? Еще слишком рано, — с улыбкой обронила Джулитта, ощущая необычную легкость во всем теле. Она будто не плясала, а парила и едва не задохнулась, когда Бенедикт снова прижал ее к себе. Они изогнулись в пируэте, затем, шагнув в стороны, отстранились друг от друга, продолжая крепко держаться за руки.
— Нет, не сейчас.
Отдавшись во власть волшебной ночи, они пили и танцевали, танцевали и пили Коса Джулитты растрепалась, и она совсем распустила волосы легким движением пальцев. Корона из майских цветов сползла на лоб. Девушка хотела и вовсе сбросить ее, но Бенедикт перехватил ее руку и осторожно поправил венок.
— Ты — майская королева и должна с гордостью носить свою корону, — негромко сказал он, ласково проведя кончиками пальцев по ее щеке. Джулитта подняла голову, щедро предлагая ему свои чувственные губы. Бенедикт не замедлил поприветствовать новую весну и принял ее дар. И прикосновение нежных губ заставило его позабыть о благоразумии и осторожности.
В те редкие мгновения, когда Жизель милостиво допускала супруга до себя, на их ложе, несмотря на все попытки Бенедикта разжечь огонь, едва тлели угольки.
Но сейчас, здесь, в ночи, у него в руках пылало яркое горячее пламя, своими кроваво-красными языками уже охватившее его целиком. Теплые, нежные губы Джулитты, еще хранившие привкус сидра, прильнули к губам Бенедикта. Ее тело покорно, как тень, как зеркальный двойник, следовало за ним, отзываясь на каждое движение, на каждый вздох. Лишенные сомнений, раскаяний и стыда, их руки переплелись, а языки и губы продолжали неистово ласкать друг друга Охваченные безудержным желанием, молодые люди кружились в водовороте чувств.
Не замечая ничего вокруг и продолжая ритмично пританцовывать, они углубились в тень. Дрожащими от возбуждения руками Джулитта опутала Бенедикта прядями своих волос — так майское дерево опутывают пестрыми лентами. Его трепещущие пальцы заскользили по ее бедрам, ощущая прохладную шелковистость кожи. Затем они опустились на траву, в море щекочущих молодых стебельков. При сумрачном свете белели обнаженные бедра Джулитты с отчетливо выделявшимся между ними темным треугольником волос. В следующую секунду восставшая плоть Бенедикта в упоении погрузилась в разгоряченное тело Джулитты.
Ее шея мгновенно выгнулась, пальцы судорожно вцепились в рукава его рубахи.
— Я сделал тебе больно? — испуганно спросил Бенедикт, путем почти нечеловеческих усилий заставивший себя умерить свой пыл.
