Но Марку Краснову во что бы то ни стало нужно было услышать иную песню. После того, как они добрались примерно до середины исследуемого участка без какого-либо результата, Марк решил, что для эффективности поисков пора разделиться. Он велел Харону вести разведку на пешем ходу, а сам продолжал ехать и звонить, звонить, звонить…
Кое-какие дачники, словно повинуясь великой летней инерции и подставляя милосердному солнышку обнаженные загорелые спины, возились на огородах. Кое-где взлаивали собаки, заметно осложняя поиски. Возле одного крылечка, обнаружив несколько лениво объеденных арбузных корок, устроили свой запоздалый пир сонные осы.
Вот и последний, не до конца достроенный, стоящий чуть на отшибе дом. Двухэтажный. С коньком и белой трубой. И высоченным забором, за которым сад, как в поэме Блока.
Марк Дмитриевич выбрался из автомобиля. Заставил телефон повторить – в который уже раз! – заветную комбинацию из одиннадцати цифр и, как говорится, стал весь – внимание. Высокий и большой, он даже пригнулся, что есть силы напрягая слух и машинально вглядываясь в пожухлую траву. Ни малейшего результата. Как в вакууме. Хоть бы жук какой зажужжал!
Он упал на колени и приложил ухо к земле. Земля, уставшая и растрескавшаяся за долгую летнюю страду, многострадальная и все еще таящая несметные богатства и тайны земля, – звенела!
– Не плачьте, хозяин. – Китаец Харон видел Марка Дмитриевича таким впервые. – Ваша Кира – здесь.
Оказывается, пока Марк тщетно разъезжал на машине, Харон успел найти местных аборигенов и выведал у них – за соответствующее вознаграждение, разумеется, – событийную канву первых сентябрьских дней.
А земля и правда звенела. Мобильник невинно убиенной Кристинки Дай-дай выпал из не помнящих себя рук Киры, угодив аккурат со второго этажа в довольно-таки глубокую траншейку под домом, прорытую, может, самой верной Витькиной подругой – ежихой Адой.
Так уж завелось. Хлебосольный Витек оставлял возле означенного земляного хода блюдце с молоком. Сам любил – тепленькое, с белого хлеба хрустящей корочкой. Когда затаривался в городе, в супермаркете, так и рассуждал: «Молока возьму пару. Нет, тройку пакетов. Мне и Аде». Порой он даже не ленился оставлять любимой ежихе кусочки яблок-груш или каких-нибудь экзотических плодов, вроде киви и ананасов. Кто же теперь приготовит для тебя блюдце со свежим подогретым молочком, Ада? Перед кем похвастаешься ты своими шестью мягко игольчатыми ежатами?
