Решив сегодняшний день освободить от всех дел, Владимир Дмитриевич прошел с дневником отца в сад, туда, где висел между двух сосен гамак, и улегся, накрыв ноги пледом. Он почитает до обеда, потом, после легкой закуски, пойдет на теннисный корт, а к вечеру, быть может, позвонит Ирине, и они поужинают в каком-нибудь уютном ресторанчике.
Но когда Владимир Дмитриевич Краснов встал из гамака – действительно, перед обедом, – это был совсем другой человек. И новый человек не пошел обедать, не пошел на корт и не стал звонить Ирине Олеговне, чтобы пригласить ее в ресторан. Впрочем, пару телефонных звонков он все-таки сделал. Пришлось.
«1985 год. 12 июля.
Я начинаю новый блокнот своего дневника, еще не закончив старого. Тому причиной неожиданная находка, нечто, обнаруженное мной в собственном доме. В доме, к которому так привык, и решил, что знаю его, как свои пять пальцев! Подумать только – я столько лет работал за этим столом! И ничего не замечал! Очевидно, я один владею этой тайной – я и тот человек, спрятавший в доме клад. Его имя мне известно. Это дед моей дорогой покойной Майечки.
Даже сейчас, написав ее драгоценное имя, я испытал дрожь и горечь любви. Столько лет прошло, а боль утрат не слабеет, не затихает. Как несправедливо, что именно она умерла! Такая веселая, такая живая – она ушла от меня навсегда в ту тьму, откуда нет возврата, и я больше не увижу светлой ее улыбки! Мне тяжело мириться с этой несправедливостью.
Та женщина, что стала теперь спутницей моей жизни, заслуживает всего самого лучшего. Она хороша собой, она несомненно талантлива. Ее живой и ровный нрав успокоил мою боль, оживил дом, помог Володе в его скорби. Для мальчика было очень важно присутствие женщины, которой он мог бы довериться… Диана заменила Володе мать. И он нуждался в этом – ведь я слишком занят. Диана преподнесла мне и тот дар, который особенно ценен для человека, чьи дни идут к закату. У меня теперь есть Марк. Он совсем взрослый юноша. У него вся жизнь впереди, и я чувствую, что он сможет добиться многого. Но почему у меня так болит глупое стариковское сердце?»
Владимир опустил дневник на грудь и печально усмехнулся. Он всегда догадывался, что его отец так и не смог, до самой смерти не смог забыть Майи… А утешал себя тем, что его новый брак помог ему, Владимиру.
«Впрочем, я отвлекся. Скорбя о Майе, я мог бы исписать сотню страниц. Но я хочу все же вернуться к своей находке. Володя, Марж и Диана уехали отдыхать в санаторий на Черноморское побережье. Зинаида Германовна уже две недели как лежит в глазной клинике, скоро ее должны прооперировать. Именно поэтому, пользуясь свободой, пользуясь тем, что никто не гонит меня спать, ссылаясь на якобы необходимый мне режим, я работал поздно ночью. Курил без меры – все же пора оставить эту дурную привычку! Но вчера она сослужила мне отличную службу. Очередную папиросу я уронил и не поленился полезть за ней под стол. Свет лампы падал удачно, и я смог рассмотреть на внутренней поверхности крышки стола какие-то причудливо пересекающиеся линии. С величайшими усилиями снял крышку со стола (минус полгода жизни за этот пот, и дрожь в ногах, и за то, что грохнул крышку себе на ноги, чуть не раздробив ступни!).
