— В интервью она очень мало говорит об изумруде.
— Но она видела его всего один раз. Бабушка рассказывала мне это много раз. Родители деда держали колье в сейфе, и только они знали комбинацию цифр.
— И мне она сказала именно так.
— Видите, она рассказала нам одну и ту же историю, а мне она не стала бы лгать. Я — ее единственный родной человек на свете.
Он обнял Иви за плечи и повел к дому.
— А кто был ваш отец?
— Боюсь, что жалкий охотник за удачей.
— Он умер?
— Кто знает. Он бросил мать еще до моего рождения. Для всех нас будет лучше, если он умер.
— Да, у нее была ужасная жизнь. Мне очень жаль. Я действительно не знала, во что вмешиваюсь.
— Я тоже. — Он остановился и снова поцеловал ее. — Вы очень красивая. Очень красивая и сильная. Я люблю это в женщинах. Сколько времени вы еще пробудете в Париже?
«Всегда,» — хотелось ответить ей, но Иви прошептала:
— Не знаю. Я взяла интервью, и пора возвращаться домой.
— Мы еще увидимся? — спросил он хрипло.
Иви почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы. Она только начала узнавать этого мужчину, только пробилась через ледяной барьер, а ей надо было уезжать.
— Не знаю, — честно ответила она. — Завтра я позвоню в офис, и боюсь, что мне прикажут сесть на первый же самолет в Нью-Йорк.
— Это будет ужасно, — сказал Жан-Клод, и Иви мысленно согласилась. Они подошли к дому.
— Мы обедаем сегодня вместе? — спросила она.
— Если вы не против, — улыбнулся он. — А пока, Иви, извините меня — до возвращения в Париж мне надо еще поработать. Обед будет подан через пару часов. За вами придет горничная.
Иви вернулась в комнату несколько разочарованная. Он все еще не доверял ей время. Впрочем, она могла понять его чувства: всю семью Арду, не исключая и Жан-Клода, преследовала трагедия полувековой давности, а большинство людей пыталось использовать ее для собственной выгоды.
Но все-таки Иви не оставляло впечатление, что старуха что-то скрывает. Она снова разложила вырезки и свой блокнот. Ничего нового. Зашла горничная, которая сообщила, что обед будет подан через час и что мадам Арду не сможет присоединиться к ним.
— Она плохо себя чувствует? — встревожилась Иви.
— Не думаю, она просто расстроена.
— Мне жаль это слышать? Я могу что-нибудь сделать?
— Спасибо, мадемуазель, — улыбнулась горничная, — думаю, ничего. Мадам Арду просто расстроена своими воспоминаниями.
Когда горничная ушла, Иви вернулась к статье. Она живо представляла группу молодых богатых нарядных людей, собравшихся вокруг пианино, видела потрясающий профиль Элизабет Арду, одетой в серебряное платье, расшитое жемчугом. Девушка достала вырезку из газеты, где сообщалось о счастливом исходе дела. То же платье было на Элизабет Арду. только теперь серебряный шелк испачкался, подол порвался.
