За ним последовал еще один вечер, когда этот ритуал полностью повторился, и теперь, после того как днем мистер Уиллоугби оскорбил Карин, она буквально заставила себя войти в салон и занять свое обычное место напротив него.
Кент демонстрировал еще более мрачное настроение, чем обычно, и даже миссис Мейкпис не удавалось его расшевелить. После нескольких попыток вовлечь его в разговоры на темы бриллиантовых копей, положения в Африке, европейских отелей и популярных центров зимнего спорта вдова сдалась, хотя и не могла скрыть уязвленного самолюбия, и сосредоточила внимание на капитане, который отвечал ей с большей готовностью. Кент же, хмуро насупившись, съел суп, свое самое любимое блюдо, отодвинул закуску, едва ее отведав, и, извинившись, покинул стол раньше всех. Он растворился в одной из многочисленных гостиных прежде, чем миссис Мейкпис оправилась от потрясения, вызванного пониманием, что он не всегда такой очаровательный собеседник и компаньон, как казалось. Однако, когда они с Карин оказались в туалетной комнате, где старательно подправляли макияж, она заявила девушке, что совершенно уверена в одном: мистера Уиллоугби что-то беспокоит. Такой рассудительный и серьезный человек не изменил бы своей обычной манере поведения без серьезной на то причины.
Карин могла бы ответить, что надеется, его угнетает воспоминание о той грубости, которую он проявил по отношению к ней, но ничего не сказала и, как только хозяйка отпустила ее, поднялась на верхнюю палубу насладиться ночным волшебством — зрелищем торжественно восходящей на бархатно-черное небо серебристой луны. Она выбрала для этого уютный уголок, рядом с какой-то огороженной канатами частью палубы, вход на которую был запрещен.
Благодаря тому, что на ней было черное платье, купленное перед отъездом из Лондона и стоившее ей кучу денег, Карин оставалась незаметной, пока не поднялась луна. Затем, когда непроницаемая темнота рассеялась и палубу залил поток мерцающего серебристого света, девушка стала так же легко различима, как соединенные попарно палубные стулья, стоящие рядами с другой стороны каната.
Один молодой человек, который настойчиво подбирался к ней с первых дней путешествия и на этот раз явно искал ее, присоединился к девушке, даже не подумав спросить ее разрешения. На нижней палубе танцевали, и отзвуки ритмичной музыки, сменяющейся старомодным вальсом, наполняли тишину ночи. Молодой человек поинтересовался, не желает ли она потанцевать. Карин, которой именно он несколько раз наступил на ногу во время танцев накануне вечером, решительно отказалась. Итак, они расхаживали по палубе под мерцающим лунным светом, а Карин смотрела на море и думала, какой волшебный мир открывается в этом невероятном просторе, мир, не имеющий ничего общего с замкнутым мирком на борту современного лайнера. Как странно передвигаться по необозримо широкой груди океана, подумала она, без связи с землей или другими судами, за исключением связи по радио или радару. Она вспомнила, какая глухая темнота обволакивала корабль до восхода луны, как мало света давали, казалось бы, такие крупные звезды, и, вздрогнув, невольно слегка прижалась к своему спутнику. Карин неожиданно подумалось, что если кому-то случится упасть за борт в эти минуты непроницаемой темноты и рядом не окажется никого, кто услышал бы звук упавшего в море тела, то надежды быть спасенным из холодного омута волн нет.
