Пока шли к фотографу, я у Лиды выпытал, что произошло без меня в школе. Во-первых, никаких мух толстуха не приносила. Она подарила нам для живого уголка двух канареек и щегла. Во-вторых, весь класс и Марина Семёновна очень беспокоились,' куда я пропал. В-третьих, все говорят о выигранном мною автомобиле.
— Между прочим, — спросил я, — что значит «все говорят»? По радио или по телевизору передавали? Выражайся точнее.
— Между прочим, я всегда точно выражаюсь. Это у тебя всё секреты. Если хочешь знать, так моя мама тоже слышала про твой выигрыш.
— Между прочим, — сказал я Лиде, — пусть сплетничают. Мне это совершенно безразлично.
В это время мы подошли к фотографии. На двери была надпись: «Пятница — выходной день».
— Не послал, значит, наши портреты фотограф Кириллу Яковлеву. Что же теперь делать? — с досадой сказал я Лиде.
— Какие фотографии? Кому не послал?
«Проболтался! А может, и к лучшему? Без помощницы не обойтись. Придётся, видно, нашу тайну Лиде открыть. Она не выдаст», — решил я.
— Слушай, Лида!—сказал ей. — Пойдём. Я тебе одну тайну открою. Только это такая тайна... Хоть бы тебя пытали самой страшной пыткой, никто её узнать не должен.
Лида схватилась за свою булавку.
— Опять будешь язык колоть? — остановил я её. — Ерунда это. Ты рыбий жир любишь?
— Отвратительная пакость!
— Твоя пакость по сравнению с моей — мороженое,— сказал я и вытащил бутылку с касторкой.
Хорошенько встряхнув бутылку, вынул из неё пробку и приказал Лиде:
— Лизнёшь — поверю.
Лида заколебалась.
— А я не умру?
— От пробки — нет, — успокоил я её. — Если всю бутылку — наверное. Ну как, лизнёшь?
Лида вытянула вперёд руку с пробкой. И, не решаясь её поднести ко рту, несколько раз высовывала язык. Потом внезапно схватила пробку зубами. И стала её с отвращением лизать. Еле вырвал пробку из её зубов.
Лида отдышалась и поклялась:
— Если предам, сколько есть в бутылке отравы, вольёшь в меня. Пусть помру.
— Верю!—сказал я и дал ей письмо от Кирилла Яковлева. — На, читай.
Лида повертела его и прочла. Ждёт, что я скажу.
— Никакого автомобиля я не выиграл, — признался я.
— Значит, врал? В чём же твоя тайна?
