— В салоне для посетителей ожидает господин, который привез сюда эту больную, — сказала она, когда Поль Дроп вышел в коридор. — Могу ли я сообщить ему какие-либо сведения от вашего имени?
Доктор достал из кармана часы:
— У меня еще есть полчаса до операции. Я сам поговорю с этим господином.
И Поль Дроп стал спускаться по лестнице, оставив в некотором недоумении мадемуазель Даниэль, знавшую, сколь неохотно он удостаивал посетителей личной беседой. В этом отношении он не отличался от большинства своих коллег, вечно имеющих озабоченный и неприступный вид и, то ли из принципа, то ли от равнодушия, не снисходящих до разговора с посетителями, переживающими за судьбу своих близких. Старшая сестра удивилась еще больше, когда профессор, уже спустившийся на один марш, повернулся к ней и добавил:
— Когда я буду беседовать с этим господином, проследите, чтобы никто нам не мешал.
Господин, ожидавший в салоне, был высокого роста, атлетического сложения, его темные волосы серебрились на висках и уже несколько поредели на макушке. Его энергичное лицо было чисто выбрито, из-под густых бровей пристально смотрели проницательные глаза. Одет он был без излишней элегантности, но со строгим вкусом. Увидев вошедшего профессора, он быстро встал с кресла, в котором сидел, читая газету.
— Что вы скажете, господин профессор, о нашей дорогой пациентке? — в голосе его звучала тревога. — Скоро ли я смогу увидеть ее?
— Не раньше, чем дня через два или три. Я прописал ей полный физический покой и хотел бы, чтобы и в плане моральном ее также ничто не волновало.
— Я буду соблюдать все ваши рекомендации, господин профессор, хотя мне так бы хотелось пожать ее маленькие ручки и увидеть воочию, как она возвращается к жизни!
— Мои рекомендации — в интересах больной, — жестко заметил доктор Дроп.
— Ни минуты в этом не сомневаюсь, господин профессор, — поторопился заверить его посетитель. — Позволю себе добавить, что, когда наступит время для посещений, право первого визита будет принадлежать не мне, а одному лицу, которое я должен буду предупредить заранее. Это лицо…
— То есть, господин Фандор? — прервал его профессор.
Посетитель вздрогнул от неожиданности:
— Как вы сказали?
— Простите, месье, это имя вырвалось у меня непроизвольно… Но раз уж так случилось, я хотел бы вам сказать, что имя вашей пациентки уже не составляет для меня тайны. Нескольких слов, произнесенных ею под наркозом, оказалось достаточно, чтобы я понял, что Элен — не кто иная, как несчастная дочь одного из самых ужасных преступников, каких только носила земля… — дочь Фантомаса! И, следовательно, посетитель, о котором вы упомянули, не кто иной, как Жером Фандор…
