Я нашел Мэри на коленях в конюшне, стаскивающей с Эли клочки сена. Его ноги торчали в стороны, лицо виднелось сквозь желтые стебельки. Глаза были закрыты, а рот разорван в безмолвном крике. Мэри очищала его от сена.
Четыре дырочки в ряд темнели на его рубашке, ткань вокруг сморщилась и пропиталась кровью. В волосах, в воротнике, в кулаках — сено. Он был похож на брошенное соломенное чучело, окровавленное и мертвое.
— Это моя вина, — сказала Мэри. — Если бы мы вместо кромлеха вернулись домой... О Джон, он даже не мог позвать на помощь.
Несколько соломинок прилипли к губам. Я снял их, ожидая ощутить холод, но почувствовал вместо этого легкое теплое дуновение. Я прижал руку к его шее.
— Принеси воды, — сказал я. Мэри повернулась ко мне.
— Он жив, — сказал я. В складках посеревшей кожи чувствовалось тепло крови.
Мэри засмеялась и заплакала, вытирая лицо руками. Она вскочила и понеслась прочь, почти сразу вернувшись с небольшим ведерком воды. Она обмакнула пальцы в воду и прикоснулась к губам Эли.
— Больше, — сказал я.
Мы зачерпывали воду ладонями и лили на лоб и щеки. Через некоторое время лицо Эли дрогнуло, глаза открылись.
Его руки напряглись, он старался оттолкнуть нас. Изо рта вырвалось неясное бульканье, обрубок языка ворочался, как бородавчатая жаба.
— Эли, Эли, это я,— тихо сказала Мэри. Она взяла его руки в свои, утешая, уговаривая. Он обмяк, кровь сочилась из дырочек при дыхании.
Саймон Моган вернулся. В руках он держал сложенное одеяло. Остановившись у двери, он снял со стены лопату.
— Лучше не откладывать, — сказал он. — К вечеру поднимется жуткий ветер и польет как из ведра. — Лопата звякнула, как похоронный колокол.
Эли открыл глаза, но не шевелился. Мэри сидела рядом.
— Он жив, — сказала она.
— Не может быть, — не понял Моган. — Я сам вытащил из него вилы. — В четыре шага он пересек конюшню. — Да, живой...
Едва живой. Мертвенно-бледный и тихий, как громадный кокон. Дышал Эли с присвистом, каждое движение грудной клетки выкачивало из него кровь.
— Помоги, — сказала Мэри.
Саймон Моган бросил лопату на кучу сена, опустился на колени, накрыл брата одеялом. Он поднял его с пола.
— Разведи огонь в избушке,— велел он Мэри.
— Нет, — сказала она. — Отнеси его в дом.
Моган колебался.
— Ему будет лучше у себя.
— Пожалуйста, дядя. — Она подняла на него глаза, чуть не плача. — Положи его в мою кровать.
Моган сделал, как она просила. Он вынес Эли легко и быстро. И впервые Эли пересек порог дома своего брата.
