— Вот двадцатипятилетие Советской власти будет праздноваться, это да! Четверть века, не шутка! В сорок втором...
Не угадал отец. Ох, и трудное время было глубокой осенью сорок второго. Но именно тогда окружили немцев в холодных степях между Волгой и Доном, именно тогда произошел перелом в войне. Стоит Советская власть, крепка, попробуй, сковырни. Какой удар выдержала! Скоро ей уже тридцать.
Хотя народу после войны стало меньше, электрички почему-то всегда были набиты битком. И по их тесным проходам бесконечной вереницей двигались инвалиды — безногие, катящиеся на своих крохотных деревянных платформах, безрукие, держащие шапку в зубах; женщины с грудными орущими младенцами на руках. Они просили — требовательно, плаксиво, нахально, кто как, оглушая вагон хриплым пением, баяном, наполняя водочным перегаром. Они шли по вагонам, догоняя один другого. И навстречу им, тоже вереницей, шли нищие, и они с трудом могли разминуться, мешая друг другу костылями. Одним подавали много, другим меньше — кто как умел просить, но всем подавали что-то.
А однажды Сергей видел, как вошла в вагон пожилая женщина в заштопанном пальтишечке и высоко подняла голову:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье...
На нее смотрели с удивлением и не подавали.
Война давно кончилась, по сюжеты вагонных песен были все еще военные, как сами певцы, не желавшие идти в инвалидные дома, были порождением войны. Это были песни о храбрости, о смерти, о любви и обязательно об измене, песни трогательные и нелепые. Одну из них повторяли особенно часто, монотонно, сглатывая концы строк.
Этот случай совсем был недавний,
Под Ростовом минувшей зимой.
Молодой лейтенант, парень славный,
Пишет письма жене дорогой:
«Дорогая моя, я калека,
Нету рук, нету ног у меня.
Пожалей ты во мне человека,
Обогрей, дорогая, меня».
Жена отвечала, что она «девчонка еще молодая», и просила позабыть о прошлом.
Но стояли внизу каракульки,
Это пишет сынок дорогой:
«Приезжай, милый папа, обратно,
Приезжай, милый папа, домой».
Кончалась песня тем, что герой, весь в орденах, возвращался неожиданно здоровым и невредимым:
«Я хотел тебя только проверить.
Все! Характер понял теперь твой!»
Как заплачет жена молодая:
«Я хотела с тобой пошутить.
Я хотела лишь только проверить —
Будешь, нет ли злодейку любить».
Герой ее уверениям, конечно, не поверил и велел ей «за сыночка» не беспокоиться, ибо он и Родина-мать сами воспитают ребенка.
