Шакаленок прохаживался по берегу реки, не спуская глаз с баржи. Он увидел ящики, бочку и целую гору дынь. Казалось, зрение его с каждой секундой становилось все острее, но многого он уяснить не мог.
Почему дом этот ушел в воду и стоит распахнутый настежь? Обычно и дом, и сарай, не говоря уж о курятнике, прикрывают все то, что в себя вобрали. Этот же будто напоказ выставил свое добро. И Чернышу очень захотелось забраться на баржу.
Но как быть: пройти по широкой доске, которая соединяет баржу с берегом, или просто прыгнуть? Конечно прыгнуть. Нельзя доверить жизнь свою какой-то доске с подозрительным запахом, надо полагаться лишь на собственные ноги и силу. Шакаленок забыл про больную ногу, прыгнул на баржу, но через мгновение барахтался в воде — перемахнуть через нее не удалось.
Черныш вплавь вернулся к берегу и лег, выбрав местечко потемнее; тень чуточку напоминала заросли кустарника. Так он лежал, съежившись на песке, ежеминутно ожидал людские голоса, грохот, и в то же время надеясь, что тень укутала его и сделала неприметным. Боль в лапе, какую он испытал при неудачном прыжке, напомнила об осторожности, однако лапа после купания стала болеть меньше, и это успокоило Черныша. Тихий шелест и ропот волн, бившихся о берег, тишина на барже действовали успокаивающе. Черныш снова поднялся, подошел к доске, соединявшей баржу с берегом, и долго, придирчиво ее обнюхивал. Потом, мягко ступая, поднялся на баржу.
Черныш не обратил внимания на дым — он уже знал, что это такое, и к тому же был сыт, но нагроможденные один на другой ящики он долго обнюхивал. Фу, как невкусно! Еще бы, ведь в ящиках было стекло, гвозди, разные болты и задвижки. Ни курицы, ни суслика.
Шакаленок перешел на другой борт, обнюхал бревна и доски. Ему особенно понравилось, что под досками было много пустых мест: будто кто-то устроил себе одно логово, другое, третье и вдруг ушел, покинув их. Шакаленок выбрал себе местечко между ящиками и досками — ему пришелся по душе этот уголок, где его не сможет достать даже ветер.
Черныш залег в новом своем логове и задремал. Нервы его были вконец утомлены болью в лапе, грохотом неожиданного выстрела, всеми мучениями, какие пришлось перетерпеть днем. Теперь он готов был до следующей темноты лежать в найденном убежище, да и вообще возвращаться сюда, как в родное логово, после каждой охоты. Мог ли знать шакал, что баржа принадлежит людям, что утром подойдет катер, подцепит ее и потащит по воде в сторону городка, раскинувшегося далеко в пустыне. Для шакала и баржа, и дыни — все представлялось его добычей. И он спокойно спал в новых своих владениях.
