— Плакать!.. Плакать будете завтра!.. И послезавтра плакать!..
Молчун и Хихикало почтительно поднесли журнал Борису. Он взглянул на фотографию детины, сжимающего шкоты в «арбузных» кулаках, и, запинаясь, прочитал подпись:
— Чемпион Москвы.... в классе швертботов «Оптимист»... Михаил... Енохин...
Не отрывая взгляда от кулачищ на снимке, Хихикало сдавленно произнес:
— Все сходится — Енохин.
— Во сколько прилетает московский? — озабоченно спросил Борис.
— А-а... — отрешенно сказал Хихикало, — когда б ни прилетел, все равно нам конец. А он нас не утопит? — испуганно спросил он Молчуна.— Утопит?
Молчун мрачно кивнул. И собака кивнула.
Весь день они перебирали возможные варианты страшной мести Женькиного дядьки.
— А он додумается еще и так сделать, — ужасался Борис, — схватит кобеля за хвост и так им нас отхлещет — будьте здоровы!
— Это что... — бубнил Хихикало, — как двинет каждому по сопатке, нос будет, как резиновый, без хряща!
А Молчун кивал.
Вечером на следующий день, за час до прихода в город автобуса из аэропорта, компания Борьки спряталась за спинкой скамейки. Здесь их никто не мог заметить. Зато через щели можно было спокойно следить за автобусной остановкой.
Они настолько ошалели от страха, что, когда пришел нужный автобус и первым из него вышел здоровенный негр, Хихикало толкнул Бориса локтем в бок:
— Он???
Борис неуверенно ответил:
— Слабо похож.
Потом вышли Женька с теткой. За ними повалил поток приезжих.
— Что-то я его не вижу, — успокоился Борис. — Женьку вижу, а дядьки нету.
— Ждите здесь, я кефиру куплю, — сказала тетя Клава. И заспешила в молочный магазин.
Женька уныло смотрел, как великан-негр поднимает свой здоровенный чемодан, похожий на средневековый сундук с сокровищами. За чемоданом стоял старший дядя Миша. Дядя, дядя... А еще старший... Мишка-Мишунчик, а не Михайло Потапыч.
Компания изумленно воззрилась на Михаила.
— Мужичок с ноготок, — хмыкнул Борька. Хихикало захихикал, Молчун кивнул,
— И лицо настырное, — продолжал Борис.
— Значит, трус, — определил Хихикало. — Я тоже всегда настырничаю, если трушу. Трус — кто же еще?!
— Маменькин сынок, — насмешливо заметил Борис. — Глянь-глянь, на проборчик причесан и брючки наглажены, как в театр! Хы-гы...
— А ты на Женьку глянь, — хохотнул Хихикало. — Конец света!
На Женьку было жалко смотреть. Еще в аэропорту он так расстроился, что всю дорогу до города не разговаривал с Михаилом. А тут не выдержал.
— На фотографии ты больше был, — протянул Женька, — помнишь, какие кулаки!
