Призрачными видениями проплывали в дрожащем мареве знакомые картины. Грозовая фасолина водоема - крайнего в каскаде искусственных озер; похожая издали на элеватор с трубой, печь "кипящего слоя", недавно обновившая собой унылый, худосочный пейзаж; фанерное гнездовье - легенькие домики сборщиков сульфата и длинный лабаз мастерских, где делались и подновлялись лопаты... Рядом навесы, под которыми стояли дренажные машины, а чуть поодаль - новенькие "комбайны" для механического сбора сульфата, которые "доводил до ума" ленинградский инженер Иван Волков. Они, робкие младенцы, только учились ходить по ледяной корочке мирабилита. Машины стояли у берега сухого озера. Около них возились люди. От глинистого яра Семиглавого Мара, у подножья величественной печи "КС" с указующим перстом громоотвода, начиналось знаменитое Шестое озеро - жемчужина всего оазиса. Даже с отдаленного нагорья в жарком, белесом царстве можно было определить скопление стоящих в беспорядке пузатых мешков, похожих на пингвинов. Поблескивали на солнце металлические диадемы у захватистых лопат, да вырастали неожиданно новые стайки пингвинов, и все это походило на фата-моргану. У грубоватого с виду, трудового Бекдуза были свои живые волшебные сны; вокруг безводных, с сыпучим зеркалом, озер роились дивные легенды.
- Сказка, - вздохнул Сергей. - Лебедей только нет.
- А вон они вкалывают, наши лебеди! - в миг уничтожил Ягмур все чары сказочной фантасмагории.
На белой ниве сульфатного поля трудно было заметить сборщиков, облаченных с ног до головы в белое: в марлевых масках, защитных очках и голицах до локтей. Привидения, как им и полагалось, двигались бесшумно и казались бестелесыми.
- Сезонники не валяют дурака, гребут рубли. Накидают их в торбу и фью-ить!.. Помахают крылышками. Мы их жалеем по весне, а они нам сочувствуют по осени. Улетают, а нас за погорельцев считают!..
За кремнистым, с красной окалиной на камнях, увалом открылся широкий вид на Куркульскую бухту. Под солнцем, ослепительно и колюче искрясь, пылала белыми, синими и пурпурными огнями неоглядная ледяная равнина. Сначала трудно поверить, что перед тобой не водная, подвижная гладь, а твердый наст, застывшая, неподвижная твердь. Но это безмятежное лоно обманчиво, так и чудилось, что притихшая стихия остановилась лишь на миг, что она вот-вот снова разбушуется, грянет сокрушительный шквал и бухта закипит, вспенится и опять соединится с отхлынувшим Каспием.
