– Поверьте, я не потому предложил вам дружбу…
– Как всегда, джентльмен с головы до пят! – сказал Леон. – А не правда ли, забавно, как мы оттаиваем, когда с нами обращаются по-человечески?
В передней послышались шаги. Миссис Солмон вошла в кухню и остановилась, глядя на них в упор.
– Сил моих больше нет слушать! – закричала она и, словно не замечая Чарльза, яростно обрушилась на мужа: – Разыгрываешь из себя великую личность, делаешь все, что взбредет тебе в голову! А ты подумал, каково мне? Кто поддерживал твою дурацкую честность все эти десять лет, твое высокомерие, твою вспыльчивость, твои высокие принципы? Кто терпел твои истерики? А тут за одну его улыбку, – она резко мотнула головой в сторону Чарльза, – все полетело к чертям! О, ты не откажешься от своих взглядов, даже если тебе преподнесут земной шар на блюдечке, но, чтобы показать, какой ты щедрый, великодушный, компанейский малый, ты готов пресмыкаться!
– Майра, прошу тебя, перестань! – сказал Солмон, но на нее это не подействовало.
– Погляди, как мы живем! – кричала она. – Этот хлев никогда не будет иметь приличного вида, сколько бы я ни положила на него сил! Вот чего ты добился своей распрекрасной честностью – и тут и в трех прежних колледжах! – Она потрясла тремя растопыренными пальцами, словно число «три» имело какое-то особое значение. – Там ты тоже ходил праведником, этакий Сократ с Грэнд-Конкорса (Улица в одном из жилых районов Нью-Йорка), оскорблял всех направо и налево, прикрываясь Ветхим заветом, как щитом! Эх, ты!
Она шумно перевела дыхание. Чарльзу было неловко, что он оказался свидетелем этой сцены. Солмон побледнел, но молчал. «Привык, – подумал Чарльз, – но, видно, сильно у нее накипело, если она подняла такой скандал».
– И все это я терпела, – продолжала она уже тише, с отчаянием в голосе, но и не без язвительности, – мало сказать, терпела – поддерживала, и не только потому, что ты мой муж, но и потому, что восхищалась тобой, как идиотка, как мать, души не чающая в своем сыночке: поглядите, мол, на моего Леона, опять его выгнали с работы! Такой тонкий ум, такой талант! Такая честность! Видит всех насквозь! А теперь, когда уже поздно, когда дела не исправишь, когда ты так кругом себе напортил, что у тебя никогда не будет положения… теперь ты вдруг говоришь: «Беру назад свои слова, забудем все, дружба дороже всего…» Когда я выходила за тебя замуж, у тебя было будущее, мой вечно юный гений… А теперь уж не осталось ничего, кроме твоей восхитительной честности, которая стоила мне столько пота и крови… И, видит бог, я заставлю тебя ее сохранить! Она вдруг повернулась к Чарльзу:
