«Н — не желаете выпить со мной чаю?»
«Мы можем остаться ещё ненадолго. Вы расскажете нам, почему люди никогда не выходят из своих домов?»
Так осторожно спросила Кино.
«Конечно! Я всё вам расскажу!»
Так воскликнул человек, нетерпеливо кивая головой.
* * *
Сначала он сказал, что его зовут Киёши, и что его дом расположен неподалёку, в сторону леса. Это оказался красивый дом, расположенный в прекрасном месте и заботливо ухоженный. Вокруг парадной двери в изобилии росли и благоухали цветы — звёздный жасмин, лаванда и гардения.
Киёши проводил Кино и Гермеса в большую, ярко освещённую комнату, со вкусом обставленную деревянными столами и стульями. Похоже, что вся мебель была ручной работы. В большое, изогнутое окно открывался вид на заботливо ухоженный цветник.
В доме, как и во всём городе, было тихо. Было похоже, что Киёши жил один.
Кино, жилет в руке, села на один из стульев. Гермес стоял на подножке немного в стороне. Киёши на несколько минут умчался на кухню, чтобы вернуться с двумя чашками чая. Одну он поставил на столик перед Кино, сам же сел на низкий диванчик.
Кино понюхала пар, поднимающийся из чашки, скорее всего обработанной вручную.
«Это чай из растений, которые растут в моём саду. Не знаю, понравится ли он вам, но здесь он очень популярен».
«Интересный запах. Цветочный. Как он называется?»
«Чай 'Докудами'».
Гермес удивлённо воскликнул:
«'Доку'? Но это же… В чае яд? Не пей его, Кино!»
«Ядовитый… чай? Это что, шутка?»
Так спросила Кино, внимательно посмотрев в чашку. Наверно, люди в этом городе имели веские причины не приближаться друг к другу, раз у них есть обычай угощать гостей отравленным чаем.
Киёши весело усмехнулся.
«Вы точно не из этой страны? Ах, я не должен смеяться. Я не хотел подшутить над вами. 'Докудами' не значит, что чай отравлен, это значит, что он 'антидот' против яда или каких — нибудь токсинов в теле, напиток здоровья. Теперь я понимаю, что любой на вашем месте повёл бы себя так же, предложи ему этот 'чем — то — отравленный' чай».
Так он сказал. Затем улыбка исчезла с его лица, и он заплакал, а потом и зарыдал.
Кино и Гермес удивлённо смотрели на него.
Слёзы текли по его щекам, время от времени хлюпая носом, он сказал:
«Я уже столько лет… не разговаривал вот так… с другими людьми. Десять лет. Нет, больше. Если бы я всё время не разговаривал с собой, наверно забыл бы, как это делается».
«Почему?»
Так спросила Кино, поскольку он не стал уточнять. Киёши снял очки и вытер глаза.
