- Куда же смотрели истребители прикрытия?
- "Яки" в это время находились выше группы пикировщиков, - продолжал Арансон, - и тоже ничего не видели. Пламя быстро распространилось по всему моему самолету. Под нами была уже своя территория. Я сорвал фонарь кабины и приказал экипажу покинуть машину. Штурман Толмачев не смог открыть нижний люк - его заклинило. Тогда он выбросился вверх из открытой кабины. Воздушным потоком штурмана отбросило назад. "Командир, Толмачева зажала антенна!" крикнул мне стрелок-радист. Тело штурмана зацепилось за провод самолетной антенны и безжизненно повисло на хвостовом оперении. Пламя ворвалось в кабину. Мысль работала с молниеносной быстротой. Я лихорадочно переводил взгляд то на бушующий впереди огонь, то на Толмачева. Мне казалось, что я слышу его крики... Конечно же, он кричал! Разве можно не кричать, когда горишь заживо! "Толмачев отцепился и пошел вниз!" - снова доложил Леоптович. "Прыгай, немедленно прыгай!" - приказал я стрелку-радисту. Леонтович прыгнул, за ним покинул машину и я.
Арансон опустил глаза и тихо добавил:
- На земле мы нашли Толмачева мертвым. Он лежал у овражка, затянутый в парашютные лямки. Кольцо не было выдернуто. Подошедшие к нам солдаты помогли похоронить его.
Слушая Арансона, я мысленно воссоздавал картину минувшего боя и снова приходил к выводу: в групповом полете ошибка одного человека может иногда стоить жизней многих товарищей.
Днем в перерыве между вылетами командир полка собрал все экипажи. Были приглашены и летчики-истребители, прикрывавшие нас в полете.
- Предстоит важное задание, - с видом знатока высказал предположение Пасынков.
До этого командир поступал именно так. Когда полк получал трудное задание, он непременно сообщал его и летчикам-истребителям. Но теперь...
- Выходит, воевать разучились?! - строго спросил Курочкин, в упор рассматривая нас.
Мы поняли: будет разнос. Вид у командира был озабоченный и суровый полк понес большие потери. И виноваты в этом прежде всего мы сами. И все-таки было непонятно, почему он так резко говорит с нами.
- Дисциплины нет в воздухе! - ругался Курочкин. Всем досталось на этом своеобразном совещании.
А когда оно закончилось, и у нас разгорелись страсти. Особенно сильно критиковали Ершова за его самоуверенность.
- Виноват, братцы. Больше никогда такого не повторится, - только и мог сказать Николай в свое оправдание.
Досталось на орехи и нашим собратьям - летчикам-истребителям.
