Слежу тяжелый пульс в приливах и отливах,
Ах нет, не бытия, но крови к голове;
Слежу убожество в совете нечестивых;
Слежу любовников, любящихся в траве;
Слежу автомобиль, что борзо мчит кретина
К заведованью мной и счастием моим;
И густопсовых душ щекочет ноздри псина,
И рабских очагов глаза терзает дым…
Слежу, как я тебя тихонько разлюбляю;
Как старится лицо; как хочется вздремнуть;
Как дворник мочится, почти прильнув к сараю…
Живем мы кое-как. Живем мы как-нибудь.
Слежу, слежу, слежу, как тяжелеет тело,
Как сладко и легко прилечь и закоснеть,
Как нечто надо мной навек отяготело;
Как стал я замечать постель, одежду, снедь…
Слежу на серебре темнеющие пятна;
Слежу за сменой дней, правительств и манер…
Почто мне стала жизнь незрима и невнятна?
Почто я не делец? Почто не инженер?
И статистически сверхобъективный метод,
Всю политехнику желаний, злоб и скук,
Почто я так легко могу отдать за этот
Пустой глоток вина и пьяный трепет рук?
Так я бреду сквозь вихрь меркуриевой прыти.
У бабушки-души слипаются глаза…
Дымится для меня амброзия в корыте
И сердце пылкое похоже на туза.
Но многомерности нещадным дуновеньем,
Я верю, освежусь и я когда-нибудь;
И я когда-нибудь по этим же каменьям
Смогу, увидев всё, невидимым мелькнуть.
1930-1931
