Стал большой я и красивый,
Кто меня так воспитал?
Это папочка любимый,
Это мамочка моя.
В четыре пришла телеграмма: «Больше сердца больше ритма закончить в 7.15 умоляю».
На этой стадии я почувствовал себя довольно-таки выжатым. К пяти часам у меня появилась некая неосознанная ненависть к примерным родителям, да и Авигдор тоже порядком утратил свой блеск. Это выразилось в сомнительной 18-й вариации:
Папа, мама дорогие!
Вам спасибо говорю.
Вот бар-мицва уж настала —
Поцелуйте вы меня.
Тут я понял, что события принимают нежелательный оборот.
Я принял прохладный душ. Пришел посланец. Подросший ребенок занял позицию в углу моего кабинета, не сводя глаз с бумаги, лежащей передо мною.
— Я не заглушил мотороллер внизу, — сказал он, — как только вы закончите, я тут же забираю материал.
Пришло послание от подзащитного: «Пусть чернила не высыхают. Закончите к семи, очень прошу».
Посланец занял стартовую позицию, когда я записывал жуткую 42-ю версию, в которой, на мой взгляд, было сконцентрировано все, чего может ожидать преданный отец в нашем регионе:
Папа с мамочкой мои —
Ангелы небесные.
Пусть живут они всегда,
Пусть им будет весело.
Для верности я еще добавил:
Так, как Солнце для Луны,
Папа с мамочкой мои.
Меня любят навсегда,
Дай Бог долгие года.
Дипкурьер выхватил из моих рук влажную рукопись и исчез в вечерней мгле. Было 6.56. С чувством облегчения я плюхнулся в постель и тут же заснул.
* * *
Целую неделю я ничего не слышал от моего подзащитного. Да и деньги на счет не поступали. Через месяц я задал личный вопрос:
— Все ли в порядке?
— Извините, о чем это вы?
Я пояснил, что я — тот самый, который писал это самое для Авигдора.
— Ах, да, — вспомнил мой подзащитный, — к сожалению, я еще не успел прочесть. Ну, позвоните где-нибудь в конце недели…
Я смотрел в раскрытое окно. Внизу простиралось Средиземное море. Волны нагоняли одна другую. Несколько сонных птиц праздновали что-то над водой, каркая нечто непонятное. Не было никаких признаков спешки.
— Когда отведешь дочку в сад, — сказала жена за завтраком, — на обратной дороге возьми в лавке шесть бутылок молока. Молочники бастуют.
— Ничего я не смогу взять, — ответил я, — мне нужно уплатить арнону[12].
— Какую арнону?
— Не знаю.
Вот уже два месяца на кухонном шкафу лежит какая-то голубая арнона. Очевидно, из муниципалитета, ибо там написано что-то про долг за вывоз мусора. Несколько недель назад взял я эту бумагу в руки, но, дойдя до пункта, что стоимость арноны имущества — 26 %, а для целей общей арноны требуется внести 230 %, быстренько положил ее обратно, рядом с налогом на канализирование, потому что такие вещи меня раздражают.
