— Ладно, тогда я завтра приду забирать машину…
Я тут же бросил трубку, оставив моего тестя в Кардиффе в немалом замешательстве. Когда я вернулся в общество, госпожа Шпиглер просверлила меня взором, преисполненным жадности, но я ответил ей гордым спокойным взглядом, ибо точно знал, что она ничего не сможет доказать — ведь именно невозможность что-либо доказать и способствует сегодня развитию международных связей.
* * *
И все же, на всякий случай, с некоторых пор на нашей двери висит табличка с информацией к размышлению: «Прием гостей с 7 утра до 19 вечера. Кроме того, телефон у нас сломан, а собака кусается. Лучше мы к вам зайдем».
Телефонный звонок ранним утром звенел особенно звонко.
— Алло, — послышался голос нервного мужчины, в котором все же звучали нотки элементарной вежливости, — мне нужно срочно встретиться с вами с глазу на глаз.
— А в чем дело? — поинтересовался я.
— Это не телефонный разговор.
До этого момента начало было обычным, как у двух опытных шахматистов.
— Я очень сожалею, — перешел я к испытанной сицилианской защите, — но таких звонков я получаю дюжину в день. А после «неотложной встречи» выясняется, что мне просто хотят заказать речь для бар-мицвы[10] какого-нибудь Авигдора…
— Господин, — оборвал меня собеседник, — неужели вы думаете, что я стал бы вас беспокоить в столь ранний час по пустякам?
Он представился. Это был достаточно известный человек, с известными средствами, вращающийся в известных кругах. Интонации его взволнованного голоса говорили об уникальности случая. Я положил трубку, поспешно почистил зубы, поймал такси и помчался со скоростью раза в два выше той, что хватило бы для штрафа, к месту проживания моего собеседника. Он ждал у входа в дом с видимым нетерпением.
— Я объясню, в чем дело, не теряя времени, — сказал он, подымаясь по лестнице, — я не могу себе позволить терять ни минуты. Речь идет о моем сыне Авигдоре. Через несколько дней у мальчика бар-мицва, а у него еще нет праздничной речи…
Я остановился в районе второго этажа:
— Так я и знал!
— Я просто очень хотел, чтобы мы встретились, — оправдывался отец, — мальчик нас обожает и мечтает поблагодарить наилучшим образом за все то добро, что мы дали ему в течение счастливой жизни.
— Так почему бы ему самому не написать слова благодарности?
— У него нет времени.
Ближе к третьему этажу выяснилось, что срочно необходимо прочувствованное семейное славословие, в котором между строк звучало бы биение сердца взволнованного ребенка.
