Судьба моя висела на волоске. В конце концов марокканец выиграл. У мальчика, попавшего в руки Тадеушу, оставалось еще несколько волосков на верхнем ярусе, когда Машиах отпустил клиента на свободу…
— Господин, — тут же обратился он ко мне, — прошу!
Меня объяла духовная мощь, о которой я даже не подозревал.
— Спасибо, я подожду, пока он закончит…
Лицо Тадеуша озарилось внезапной радостью, а Машиах вздрогнул и схватился за ручку кресла. Его глаза трепетали, как птицы, раненные в сердце.
— Но ведь… — бормотал он, — я уже закончил… Ну что же это…
В эту минуту Тадеуш отослал ребенка. Мы остались одни.
* * *
Никогда раньше я так отчетливо не ощущал, что человек — лишь бессильная игрушка в руках судьбы. Мне казалось, что эта история закончится убийством, и никто не будет виновен, как в древнегреческой трагедии. Напряжение достигло пика. Кончики усов репатрианта изогнулись, нос покраснел. Было ясно, что, если я сделаю опрометчивый шаг к креслу Машиаха, Тадеуш грохнется на пол, произведя неприятный шум.
Машиах сжигал меня взглядом, и в руке его сверкала оголенная бритва… Он очень страдал, ведь он положил на это ремесло всю свою жизнь.
Гриншпан в напряженной тишине считал деньги, повернувшись спиной к нам, и лишь сейчас я заметил, что его плечи дрожат. Его безразличие было лишь маской. Он всегда меня любил, только не показывал этого.
Меня охватила странная слабость.
— Мне все нравятся… — пробормотал я, — решайте вы сами… между собой…
Они не двинулись с места. Лишь Гриншпан медленно протянул руку назад и открыл горячий кран. Три пары глаз кричали:
— Выбери меня!
В моей голове мысли гонялись одна за другой крупными прыжками. Может, предложить им компромисс, чтобы они стригли меня втроем, или сыграть в русскую рулетку — один будет меня стричь, остальные покончат с собой? Только не это безумное напряжение, только не это страшное молчание…
Мы стояли не двигаясь минут двадцать. Может, полчаса. Тадеуш уже рыдал.
— Ну, — просипел я, — может, решите?
— А нам все равно, — ответил Машиах хриплым голосом, — кого вы захотите… господин…
Они продолжали смотреть на меня. Я подошел к зеркалу и провел пальцами по внезапно поседевшим волосам. За этот час я постарел на две недели. Решение возникло словно бы само по себе. Я смылся из парикмахерской без единого слова, звонок холодно прозвенел на прощанье. Больше я туда не возвращался.
С тех пор я перестал стричься вообще. Ращу длинные волосы, как у хиппи. Возможно, что все их движение началось здесь, в парикмахерской с тремя парикмахерами.
