Однако выяснилось также, что Кукуевицкий, в свою очередь, прогнал бешенную собаку, лазил в канализационный люк за ключами, которые уронила туда соседская девчонка, а во время военного парада катался на ракетной установке.
Теперь Спасокукоцкий с опаской разворачивал газету «Зирка» и читал заголовки — нет ли статьи о Кукуевицком. А когда передавали по радио «Пионерскую зорьку», боялся услышать знакомую фамилию.
Прошло несколько дней, полных рассказов о подвигах.
Спасокукоцкий и Кукуевицкий ходили с гордо поднятыми головами, расправив плечи. Они даже ростом стали выше.
Но однажды Кукуевицкий не пришел в школу, должно быть, заболел.
Спасокукоцкий проскучал все пять уроков. В голове без толку вертелось нерассказанное захватывающее приключение — поединок Спасокукоцкого с гигантской гадюкой (как раз вчера он прочел книгу Сергея Артюшенко «Шутка с питоном»). Это было такое приключение, что Кукуевицкий от зависти лопнул бы. А он не пришел.
В плохом настроении Спасокукоцкий вернулся домой.
Обедал он без всякого аппетита. За столом мать удивленно взглянула на него, потом внимательно присмотрелась и сказала:
— Ну-ка, открой рот!
Ничего не подозревая, Спасокукоцкий повиновался.
— Ой! — вскрикнула мама. — У тебя же дырка в зубе! Кариес! Боже мой! Нужно немедленно к зубному!
— Что?! — Спасокукоцкий выпустил из рук ложку, и она, звякнув о край тарелки, плюхнулась в борщ.
— Нужно немедленно идти к зубному, — повторила мама. — Немедленно! — она уже набирала номер телефона. — Алло! Скажите, пожалуйста, когда принимает стоматолог?.. Хорошо. Спасибо!.. — и положила трубку. — Идем сейчас же!
— Я-а-а не пойду! — сказал Спасокукоцкий.
— Пойдешь! — твердо сказала мама.
— Не пойду, — еще тверже сказал Спасокукоцкий.
— Ты что — хочешь остаться без зубов?! Доигрался со своими конфетками! Я сколько раз предупреждала — не ешь столько сладкого! Не грызи без конца конфеты!..
— Я не пойду! — на высокой ноте отчаянно выкрикнул Спасокукоцкий.
— Пойдешь, — спокойно сказала мама, пудря перед зеркалом нос.
— Я не могу… Мне плохо, — скривился Спасокукоцкий. — Живот болит!
— Ничего у тебя не болит, — сказала мама и стала подкрашивать помадой губы.
— Ой! Ой! — Спасокукоцкий скорчился и лег щекой в тарелку.
— Ты же знаешь, на меня это не действует, — невозмутимо сказала мама, подкрашивая щеточкой ресницы.
Это была правда. Мама Спасокукоцкого была тверда, как алмаз.
Полежав немного в борще, Спасокукоцкий поднял голову, обобрал со щеки капусту и тяжело вздохнул:
