— И ради чего, если не было тварей?
— Ради чего? — Бронислав улыбнулся. — Ради себя. Ради денег. Ради власти. Ради нефти. Ради золота. Ради любви. Ради политического рейтинга. Ради карьеры. Приносились немыслимые жертвы ради всего этого. Так что ничего нового появление тварей в наше бытие не добавило.
— Тогда чем люди лучше тварей? — вздохнула Сабрина.
— Ничем. Поэтому не стоит людей жалеть. Не нужно питать симпатии и сострадание к ним.
Они уже подходили к путепроводу — возвышающейся над улицей арке, по которой пролегли погребенные под снегом железнодорожные рельсы. Дальше, за путепроводом, находился автовокзал. Пройдя под аркой, они оказались на довольно большой площадке, заполненной опрокинутыми, сгоревшими, смятыми и разорванными на куски автобусами.
Бронислав остановился, поднял стекло шлема и присел на корточки. Прямо перед ним снег был вспахан чем-то зубчатым. И, учитывая недавнюю бурю, след был очень свежим.
— Что это, отец? — спросила Сабрина.
Вся группа собралась вокруг, с удивлением разглядывая борозду.
— Снегоход, — проговорил насторожившийся охотник. — Черт возьми, у кого в городе есть снегоход?
— Последний был у нас, — тихо ответил Тор. — Но он уже лет пять как сломался.
Бронислав хмурился все больше, разглядывая след, и кивал.
— Вот именно. Всем быть очень внимательными. Слушайте и смотрите в оба. В городе, похоже, чужак.
— Улица Шамшиных, кажется. — Селиверстов осматривал огрызки зданий, поправляя на голове непривычный шлем. — Да, она самая.
— Посмотри, Вася, вот это рухнуло, кажется, совсем недавно. — Жуковский показал рукой на груду красного кирпича и покрытый ржавого цвета пылью снег вокруг. Пылевой шлейф протянулся в том направлении, куда еще недавно дул ветер; чуть ли не вся улица была в бурых пятнах.
— Да, похоже, — согласился искатель. — Наверное, не выдержало бури.
Ломака взирал на руину, с тоской думая о своем доме. Столько лет прошло. И когда вспоминал в последний раз, сейчас и не упомнить. Но теперь вдруг… ком в горле, и першит. А может, от оставшейся в воздухе кирпичной пыли першит или от холода? Он застегнул молнию комбинезона до самого носа, закрыв пол лица воротником.
— Н-да, — вздохнул Волков. — Еще несколько лет, и рассыплются все здания. Сотрутся в порошок и покроются снегом. И ничего не останется от людей. Ничегошеньки.
— Черта с два, — дернул головой Костя. — Ребенок мой. А это все — лишь камень. Но ребенок родится и будет жить.
— А зачем? — Степан обреченно пожал плечами.
