– Этот человек меня оскорбил, – сообщила Людка, обличительно указывая на меня. – Покажи ему выход.
Робот надвинулся на меня. Я поднялся, стало немножко не по себе.
– Ну, ты чё? – сказал робот.
– А ты чё? – храбро ответил я и слегка отступил.
– Я-то ничё. Давай отсюда.
Всё-таки он был железный. Кто его знает, какая у него сила. Я поспешно ретировался.
На работе меня встретили новостью. Среди столов нашего отдела стоял председатель профкома и доказывал:
– Цех у вас опытный? Опытный. Производство для вас – что? Второстепенно. Основное – исследования. Почему вы дали столько продукции? Потому что мало было основной работы. Поэтому какие могут быть премии? Никаких. Шуметь стоит о вашем выполнении? Не стоит.
– А если бы мы завалили план? – спросил кто-то.
– Если бы завалили оттого, что много было опытов, мы бы вас только – что? Похвалили. Вашу недостачу другой бы цех восполнил. Так что у вас перевыполнение говорит о плохой работе, а невыполнение – о чём? О хорошей.
Спрашивавший хмыкнул, а у меня на весь день испортилось настроение. Ничего неохота было делать, и я слонялся по коридору, время от времени останавливаясь где-нибудь покурить. Если проходившее мимо начальство смотрело подозрительно, я спрашивал: “Вы не помните, откуда нам поставлялись трёхполюсные магниты?” Начальство не помнило – трёхполюсных магнитов не бывает, – смотрело с уважением и скрывалось.
Вечером Матильда встретила меня светлой улыбкой. “Как зубасто она ухмыляется”, – мрачно отметил я и в грязных ботинках протопал в комнату.
Ужин опять был изумителен. Я съел его в молчании и упёрся взглядом в стереовизор. Шла спортивная передача. Какие-то перворазрядники штурмовали высоту два с половиной метра, здоровый дядя уронил штангу в 300 килограммов, бегуны никак не могли уложиться в восемь секунд на стометровке. Противно смотреть.
Матильда копалась в ванной. Заглянув туда, я увидел, что принесённый ею из магазина чемодан распотрошён, она достала из него разные приспособления и одно, вроде бака, приладила к своему животу, превратившись таким образом в стиральную машину. Одной рукой кукла ворочала и плескала в баке, другими выжимала и развешивала бельё.
Всё-таки хороша жизнь, подумал я. Хорошо, когда никто не пристаёт, – можно помолчать всласть, поразмышлять. Одиночество – союзник серьёзных занятий.
Когда я ложился спать, Матильда вошла, чтобы аккуратно повесить снимаемую мной одежду.
– Отвернись! – потребовал я.
– Я же не женщина, – логично заметила машина.
