Засыпая, я вижу длинное-длинное поле. Оно такое длинное, что тянется еще дальше леса нашего бургомистра Кальдауне. Поле все утыкано дырками, похожими на пчелиные соты. А из дырок выглядывают бородатые бесенята и кричат, чтоб им дали картошки.
Что это? Наш солдат сидит на краю бабушкиной кровати? Это он тут басит, вот и разбудил меня.
— Мать, — говорит он, — напрасно стараешься: хлопаешь в ладошки, а зайца-то под кустом нет.
Я поскорей натягиваю себе на голову перину, но маленькую дырочку оставляю, чтоб можно было подглядывать. Вдруг солдат опять захочет схватить меня за вихор?
— А хорошо бы, Эрнст, коли зайчик бы выскочил! — плачется бабушка. Она лежит пластом. И кажется, будто она разговаривает с потолком. — Нет моих сил больше, не справляюсь я. А молодая бы справилась, играючи справилась бы.
Наш солдат задумывается и медленно разглаживает свои серые брюки.
— Мать, а где ключ от кладовой? — спрашивает он. — Ключ где?
— Погоди, погоди… — Бабушка забеспокоилась. Она пытается даже приподняться. Но у нее ничего не выходит — спину больно. — Да я…
— Ты вынула его?
— Ты б говорил мне, когда тебе яйца нужны. Это на пиво, что ли?
— Я смотрю за курами, — отвечает ей солдат, — а яйца вы себе все забираете! Разве это справедливо?
Бабушка вздыхает:
— Видишь ли… ключ-то, он на часах лежит… да вот дедушка…
— И не говори мне про него! — обрывает ее солдат.
Бабушкина кровать скрипит: это вскочил наш солдат. Бледный лунный свет отбрасывает его тень на побеленную стенку горницы.
— Яйца надо сдавать на сдаточный пункт! — кричу я изо всех сил. — Ты мне сам об этом говорил, дядя-солдат!
— Боже ты мой, вот еще напасть какая! Уйми язык свой! — говорит бабушка и старается дотянуться до моей головы, но это ей не удается.
Наш солдат застыл словно каменный и вот-вот обрушится на меня. Но вместо этого он как-то беспомощно оглядывается, потом долго смотрит на свои башмаки и говорит:
— Не ругай его, мать. Он прав.
Молния сверкнула, а грома, из-за которого я было пригнулся, и не слышно. У дедушки после каждой молнии обязательно гремит гром. Разве наш солдат другой человек? Не такой, как дедушка?
Собираясь уходить, солдат останавливается в дверях горницы.
— И все же ты не совсем прав, Тинко, — говорит он. — Я ведь не продаю яйца. Я не спекулирую ими.
— Ты их даришь фрау Клари, да?
Ответа нет. Только бабушка все охает да ахает. Горница опустела. Слышно, как в кладовой гремит ключ.
Но все в конце концов выясняется. Фриц мне рассказал: наш солдат, оказывается, в партии. Вот он, значит, какой! Сам-то он ничего об этом не говорил, но я все равно узнал.
