С утра шел дождь. Его запахи смешались с запахом цветущей вишни. К обеду выглянуло солнышко. Над полями поднимается пар. Ласточки, точно маленькие черные стрелы, носятся над лугами. Шшшить, шшшить, хап, хап! Неповоротливые после зимней спячки мушки и комары так и лезут сами в ласточкины клювики.
В школу мне идти во вторую смену. Оставаться дома мне не хочется: дедушка ворчит, солдат огрызается, а бабушка все только охает и ахает. Пойду-ка я к Кимпелям.
Вместе с Фрицем мы отправляемся в сад и в мокрой после дождя траве ищем зеленых лягушат. Но находим мы ежа и жабу. А на кой они, когда нам вынь да положь зеленых лягушат!
У Кимпелей к обеду яичница и картофельное пюре. На столе миска с салатом. А меня так никто и не спросил, хочу я есть или нет.
У нас тоже картофельное пюре к обеду. Но мы запиваем его кислым молоком. Не хочу я молока! Хочу яичницы и салата к картошке!
— Жарь поскорее малому яичницу! — приказывает дедушка.
А наш солдат так и стреляет в меня глазами и, выжидая, медленно помешивает простоквашу. Дедушка уходит в комнату, приносит оттуда марку и говорит мне:
— Беги к садовнику, возьми у него салату.
— Свой могли бы иметь, — бормочет себе под нос солдат и дует на горячую картошку.
— Пустяки всё! — отвечает дедушка и заворачивает марку в кусочек газетной бумаги. — На, не оброни только! Пять пучков возьми. Жри потом сколько влезет!
Я проверяю, не рваные ли у меня карманы. В обоих дырки. Бабушка выходит из кладовой. Уперев руки в бока, она что-то обдумывает.
— Ты чего, старая? Жарь парню яичню! — обрушивается на нее дедушка.
Бабушка постукивает себя пальцем по щеке. Значит, она что-то подсчитывает. Я засовываю марку в шапку и собираюсь выходить, но бабушка спрашивает меня:
— Тинко, ты со вчерашнего вечера сколько яиц выпил?
— Пускай пьет, тебе-то что? — отвечает ей дедушка, вытирая белые от простокваши усы.
— Пяти штук недостает. Вчера вечером считала.
— Пятка яиц, говоришь? Да их наш Тинко за один присест проглотит. В балансе что получается? Тинко это дозволено, потому как дед его Краске — хозяин.
— Бабушка, я больше не пью сырые яйца с сахаром.
— Не пьешь разве? — переспрашивает меня дедушка и задумывается, подперев кулаком подбородок. — Так ты, стало быть, не брал яиц?
— Только честно говори, Тинко.
— Честно говорю, бабушка, они надоели мне — густые чересчур.
— Что ж это ты вдруг?
Дедушка смахивает со стола муху, берет свою шапку и говорит:
— Убежали яйца. Ноги у них, стало быть, выросли. А на ногах башмаки, гвоздями подкованные. Вон оно как!
