Я решительно распахнула дверь, чтобы наконец выяснить отношения; но матери уже не было.
Я мгновенно переставила всю мебель, что оказалось непросто, поскольку она была старомодная и тяжеловесная. Затем прошлась по квартире, проверяя окна; все было закрыто. Как же она пробралась внутрь?
Я не стала никому рассказывать о ее визите. Все были недовольны из-за мебели; не то чтобы она их сильно волновала, но им казалось, что я могла бы и посоветоваться.
— Не хотела забивать вам голову, — оправдывалась я. — Просто мне показалось, что так лучше.
Они объяснили мое поведение проснувшимся домоводческим инстинктом и забыли об инциденте. Но я сама не забывала: если мать сумела переправить свое астральное тело через Атлантический океан однажды, то сможет это сделать и дважды, а мне отнюдь не улыбалось принимать ее у себя еще раз. К тому же я была не уверена, что ее удастся отвадить простой перестановкой мебели. Леда Спротт пользовалась этим методом против враждебно настроенных духов, а моя мать — отнюдь не дух.
Телеграмму я получила через пять дней. Четыре из них она пролежала в Канадском доме; я по-прежнему брала там почту и указывала их адрес как обратный в нечастых открытках отцу — на случай, если матери взбредет в голову меня выследить. За почтой я заходила довольно редко, ибо в лучшем случае могла рассчитывать на открытку от отца с изображением ночной панорамы Торонто — вид с Центрального острова: он, должно быть, закупил их сразу несколько десятков, — где, будто в отчете, сообщалось: «У нас все в порядке».
В телеграмме говорилось: «МАМА УМЕРЛА ВЧЕРА, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИЕЗЖАЙ. ОТЕЦ».
Я перечитала ее трижды и прежде всего решила, что это ловушка: телеграмму прислала мать. Узнала мой адрес из открытки, которую отец по забывчивости бросил на видном месте, и теперь хочет выманить меня поближе к себе. Впрочем, она скорее написала бы: «ПАПА УМЕР ВЧЕРА». Нет, наоборот: догадываясь, что я не захочу приезжать, пока она жива, мать составила телеграмму, означавшую «путь свободен»…
Но если она и вправду умерла? Тогда она вполне могла объявиться у нас гостиной, чтобы сообщить об этом. Мне совсем не хотелось верить в ее смерть, но я подозревала, что это правда. Нужно было ехать домой.
Когда я вошла в квартиру, индийский радикал сидел на полу по-турецки и объяснял Артуру, устроившемуся на диване, что излишне частые половые сношения ослабляют дух, а как следствие — мозговую деятельность, и сводят к нулю политическую полезность. Семенную жидкость, говорил индиец, следует переправлять по позвоночному столбу в гипофиз. Он привел в пример Ганди. Я пару минут слушала этот разговор через приоткрытую дверь (у меня сохранилась привычка подслушивать), но слов Артура, если он что-то и отвечал, было не разобрать, и я вошла в комнату.
