— Не ты привел варваров в сферы богов, — возвестил я не ему, а тем, кто смотрел на него через объективы моих глаз.
Демарат кивнул и поднял взгляд на меня. Лицо, человеческое его лицо, мутно окрасилось, и он словно помолодел. Лоб прям, нос тонок и свиреп, щеки и губы без мякоти и изъяна. Плёночка мрамора под плёночкой воска. Безжалостно красив был в молодости.
— Вот досада, — сказал он и вздохнул, и посмотрел с усталой любовью на Нису…
…и она приняла его взгляд, как объятия… всколыхнулась, пленительно выставив плечо и откинув назад голову. Он только что вернулся к ней издалека, прямиком со дна Аида. А она, не зная, где был ее хозяин и любовник еще пару мгновений назад, она легко догадалась: далеко, очень далеко.
Привычным падением гипостратег повалился набок, и Ниса успела подхватить его голову и устроить у себя на ногах.
— Я испробовал все на своей шкуре, — сказал он оттуда весело и безразлично. — Я знаю, что чувствуешь, когда раскаленное железо проникает в твое собственное мясо… когда стрела пробивает грудную клетку… Согласись, очень любопытно узнать, как тебе, когда сгораешь весь в мгновение ока.
— Еще приятней сыграть в кости с самим Зевсом Вседержителем, — намекнул я.
— Ты прав… хотя порой скука одолевает быстрее. — Демарат поднялся, и вновь на несколько мгновением мы остались только вдвоем в неземном, кромешном пространстве. — Но я помогу тебе найти того, кого ты ищешь.
— Ищу не я, — поспешил я отбояриться: мол, и я не я и лошадь — не моя.
— Разницы нет, — сказал, отрезал Демарат. — Раз у тебя нет выбора… Я постараюсь помочь и, может быть, в тот день… — Он подмигнул мне и указал на шкатулку.
— Не знаю, как тебя благодарить… — развел я руками.
И мы, рассмеявшись, свалились с темных высот на землю.
— Ни слова больше, — приказал гипостратег. — Только поэзия, женщины и вино.
— Одно — последнее, — уперся я. — Как у висельника…
— Как у распятого христианина? — уточнил гипостратег.
В великомученики я не годился — да и не к месту было.
— Чем все же не угодила вам Империя, которую вы с таким старанием возводили латинскими руками? — поспешил я.
Демарат поморщился сначала.
— Пытались построить храм справедливости… Платонову республику без тирана… — вздохнул он. — А стала получаться, как в еврейских преданиях, Вавилонская башня.
— Уж поверь мне, Демарат, этот фокус будет повторяться с завидным постоянством, — честно разочаровал я его.
Но он уже и не думал грустить.
— Значит, поэзия, женщины и вино, — с тем большей утвердительностью изрек он.
