— Кожа прекрасная, запах легок — сразу видно человека из хорошего общества… — и добавил что-то на незнакомом языке с отчетливым германским звучанием.
Баней я был бессовестно разнежен и туго раздумывал, что теперь к чему. Демарат возился со мной, как с найденной на дороге диковиной… Вскоре мне начнет сдаваться, что он что-то задумал.
— Готский язык? — попробовал угадать я. — Не знаю, не учил. Греческий знаю, латынь — лучше греческого.
— …а он, как жеребец, просится к реке, — закончил Демарат ту же фразу на латыни, так и не сказав, с чего она начинается.
Не иначе, как он осторожно забавлялся, играл с огнем, чем, видно и занимался всю жизнь.
Он поставил меня на ковер, выгнал всех и откинул крышку плоского сундучка, которого я поначалу не заметил. Спустя еще пару минут я оказался одет не хуже него: в льняную тунику небесного оттенка, перроны — полусапоги со шнуровкой. А пояс, верхнюю шерстяную тунику и мшистого оттенка плащ он положил на крышку сундучка:
— Это — твое. На выход… Вот еще сумка.
Демарат был немного выше меня, но его одежда пришлась мне по размеру… и, признаюсь, по вкусу.
Я поблагодарил его вполне скупо. На фейерверк чувств он бы нехорошо съязвил.
— Садись, — красиво повел он рукой.
Кто-то беззвучно промелькнул. Между нами появился большой поднос с кусками вареного мяса, желтыми лепешками. Вырос большой кувшин, горлышко коего попыхивало винным духом.
— Так кто же ты, посланец богов? — вкрадчиво переспросил Демарат, словно ожидая достойной платы за радушный прием.
— Теперь уж и вовсе не знаю, — честно признался я, привыкая к древней одежке.
Демарат усмехнулся и кивнул, оценив по достоинству мой ответ. Он взял кувшин и, сосредоточившись на мягком течении темно-алого вина в бокал, сказал как бы кстати:
— Начинай. Я сыт.
Я тут же брызнул слюной на кусок мяса, еще и лепешку прихватил — и принялся тушить полыхнувший порохом аппетит.
Демарат поглядывал: для начала он убедился в том, что я живой человек. Я и сам убеждал себя в этом.
— По крайней мере, тебе известны те боги, которые тебя послали? — без особой надежды спросил он, дав мне прожевать.
И он сам налил вина во второй бокал.
Я понял и не заставил себя ждать. Глоток душистого вина, больше напоминавшего легкий ликер, сразу оглушил меня и сделал на несколько мгновений совсем беззаботным. Как тот глоток рома в уссурийских лесах.
— О да, — беззаботно расхрабрился я. — Успел оглянуться, когда мне дали под зад.
— И что же? — приподнял бровь мой радушный хозяин.
