Возвращение к лисьей норе | страница 6



А служба в армии тогда действительно суровой была, ходили все время простуженные. Помню, целых три месяца я не мог говорить, только сипел, и до сих пор у меня больной позвоночник — на зимних учениях уснул в окопе, примерз спиной к земле.

— Зачем же туда ехать, если у вас только скверные воспоминания?

— Почему скверные? Это была суровая, но самая мужская пора моей жизни. Тогда я был крепким, выносливым. До сих пор не могу понять, как удавалось выдерживать перегрузки. Сначала после утренних разминок — пробежки в один-два километра в холодном тумане — меня рвало от изнеможения. А потом во время учебных атак пробегал и двенадцать километров с тяжелым пулеметом на плечах. Каждые два дня атаковали Стругадло — заброшенную, расстрелянную деревушку… Хочу обойти пешком все эти места, чтобы убедиться — все это в самом деле было, я не вру, когда рассказываю дома о своей армейской молодости. Каждый холмик там хочется руками потрогать, каждый камень, который проклинал, роя очередной окоп. И ту несусветную грязь, и те крутые морозы теперь вспоминаю с радостью. Вот если бы в Праге в декабре я отправился вечером в парк и уснул там на скамейке, наверняка бы замерз или схватил воспаление легких и умер. А в Борованах все выдержал. Даже насморка не подхватил. Военная служба для настоящего мужчины — слава и гордость его жизни.

Земан молча слушал и думал о своем внуке.

Вот видишь, Иван, думал он, так-то обстоят дела с армейской службой. Ты тоже должен преодолеть свою депрессию. Ты должен окрепнуть, чтобы не блевать по утрам от зарядки, как этот старик. Может, когда-нибудь ты будешь вспоминать о службе в пограничных борованских лесах с таким же волнением…

Земан даже решился рассказать своему попутчику о трудностях, возникших у внука на службе, и взять его с собой, чтобы он вспомнил и пережил свою армейскую молодость в Борованах. Но потом отказался от этой затеи. Встреча, которую он так ждал, касалась только их двоих — его и внука. Этому не должен был мешать никто третий.

4

Поезд петлял долиной реки Бероунки. С одной стороны нависали скалы, время от времени открывавшие вид на широкую долину с разбросанными по ней деревушками. С другой — подступали густые леса, взбирающиеся к самым вершинам брдских гор. На минуту Земан остался в купе один. Его попутчик отправился в коридор покурить. Земан обрадовался наступившей тишине. Теперь он мог молча смотреть, как мелькавшая за окном природа готовится ко сну, к зиме.