У зампреда перехватило дыхание, но он выпрямился, сохраняя достоинство, соответствующее высокому сану.
— Не собираешься ли ты обвинить меня в том, что я кого-то убил?
— Тебя — нет.
— А кого же тогда?
— Да кого угодно, кто имеет к оружию доступ. Например, твоего сына, — сказал Земан.
Как ни старался он удерживать себя в руках, ненависть в нем клокотала.
— Да ты и в самом деле сошел с ума, Гонза.
Зампред тяжело дышал. Ему было плохо после вчерашней пьянки, его раздражал разговор с этим человеком, который при его положении был для него просто пустым местом. Земан испортил ему завтрак, торчал теперь напротив с окровавленным своим лицом, как предостережение о том, что сладкая жизнь может однажды кончиться. Ему хотелось как можно скорее найти путь к примирению.
— Гонза, у каждого из нас, какими бы честными мы ни были, могут возникнуть разные проблемы с ближайшими родственниками. Ты это знаешь лучше других. У тебя ведь тоже были неприятности, верно? — Он намекал на Петра. — Сам подумай: наши дети родились совсем в другое время, у них сумбур в голове, подчас им трудно сжиться с пролетарской нашей правдой. Недостает им нашего классового опыта, не знают они, что такое классовая борьба, поскольку родились уже при социализме…
— Но это не дает им права безнаказанно убивать! — перебил Земан.
— Не думаешь ведь ты, — все больше раздражаясь, спросил зампред, — что мой Виктор мог умышленно кого-нибудь убить?
— Не думаю — до тех пор, пока у меня нет веских доказательств.
— Значит, доказательств нет?
— Это ружье — одно из доказательств. Остальные найду.
— Да перестань ты шпионить, Гонза! — в отчаянии проговорил зампред. — Брось ты это…
— Не могу. Это вопрос профессиональной чести.
— А партийной? Не можешь же ты использовать народные законы, которые мы сами приняли, чтобы защищать диктатуру пролетариата, против своих же людей. Опомнись, Гонза. Ты противопоставляешь себя партии. Хочешь погубить наше общее дело?
— Есть только один закон, для всех он — один и тот же. И для несчастной деревенской матери, у которой дочь убили, и для членов правительства, и для их детей.
— Ну, как знаешь! — Бартик вдруг резко изменил тон. — Я хотел по-хорошему помочь тебе избавиться от заблуждений, но ты твердолобый, как баран. Подумай о последствиях. Иди! Можешь спокойно выйти из замка. С тобой здесь ничего не случится.
— А с Бедржишкой?
— Она провинилась и будет наказана. Я тебе уже говорил: не твое это дело. Иди!
Уже во второй раз Земан вышел из ворот замка, прошел по мостику через ров. Он чувствовал себя побежденным и вконец несчастным. Ему казалось, все знают о его позоре и тысячи глаз смотрят на него из слепых окон замка.
