Обреченная | страница 80



Помимо всего прочего, он сообщил им, что на место они прибудут ранним утром.

Кейси выглядела озадаченной, и Макаллистер задумался, чем это вызвано — тем, что они посетят планету за несколько дней до краха, или его присутствием. Он подождал, чтобы она забралась внутрь, затем поднялся сам и уселся рядом с ней.

— Вы когда-нибудь прежде высаживались на какую-нибудь планету, мистер Макаллистер? — осведомилась она.

Ни разу. Он не видел в этом никакого смысла. Он осознавал себя конечным продуктом трех миллиардов лет эволюции, специально приспособленным для жизни на Земле. Именно там он и предпочитал оставаться.

— Пожалуй, за всю жизнь первый раз моя нога ступит на чуждую почву, — ответил он журналистке.

Как оказалось, сама она уже ступала на другие планеты: посетила Пиннакль и Куракуа и еще не имеющий атмосферы спутник Куракуа с загадочным городом на его поверхности. «Осмотрела достопримечательности», — объяснила она.

Пилот закрыл люки. Включилось внутреннее освещение. С минуту пилот возился, склонившись над панелью управления, затем поднял руку и щелкнул парой выключателей, расположенных на панели над его головой.

— Сбрасываем давление в ангаре, — пояснил он. — Через две минуты будем готовы к вылету.

Челнок слегка приподнялся.

— Вы молодец, — сказала Макаллистеру Кейси.

Он благожелательно улыбнулся. Ему нравилось благодетельствовать. А что может быть более лестным, чем признательность молодой женщины, которой он на время одолжил блеск и великолепие своего имени?

— Честно говоря, Кейси, — произнес он, — я рад, что вы ко мне обратились. Если бы не вы, я провел бы большую часть предстоящей недели в бистро «Навигатор».

Двигатели посадочного модуля завыли, а затем успокаивающе мерно заурчали.

Она улыбнулась. Макаллистер сделал карьеру, нападая в печати на женщин, а также бичуя преподавателей колледжей, священнослужителей, деревенщину, писателей левого толка и великое множество иных благодетелей человечества и поборников втаптывания людей в грязь. Он доказывал, что женщины обладают неправдоподобной анатомией, а потому неустойчивы и неуравновешенны. Они шагу не могут ступить без того, чтобы не вильнуть бедрами и не обернуться; вследствие этого любой разумный мужчина просто не может серьезно воспринимать даже самых блистательных из них.

В большинстве женщин он усматривал самый опасный тип людей: откровенных демагогов, осознающих это и умеющих убеждать. Ему регулярно приходилось расплачиваться за высказывания, в отношении истинности каковых все были согласны, но которые, тем не менее, считались неприемлемыми. Его литературная известность в значительной степени защищала его от гнева, коий, несомненно, обрушился бы на голову менее значимого человека. В этом он усматривал интеллектуальное банкротство обоих полов. В итоге здесь, рядом с ним, оказалось это милое юное существо с лучезарной улыбкой, уповающее сделать карьеру благодаря его патронажу и вполне охотно прощающее ему изрядное количество брюзгливых замечаний. Ему бы следовало выбирать выражения, хотя бы просто потому, что спустя какое-то время они будут доведены до внимания публики. «Моя дорогая, лежачих бьют по весьма веской причине. Если бы они заслуживали лучшего, то и находились бы в лучшем положении».