— Кто? — в один голос спрашивают Сильвестр и Феликс.
— Кто-кто, ваш замечательный друг Роланд Дункель! — говорю я в бешенстве.
— Роланд никогда бы такого не сделал! — говорит Сильвестр, уверенный в своей правоте. — Он такой галантный мужчина.
— Это же очевидно! — кричу я в ярости. — Мерзкий тип!
— Да хватит обвинять его во всех смертных грехах, — говорит Сильвестр. — Я готов поручиться, что он здесь ни при чем.
— Ты даже не представляешь, через, сколько унижений мне пришлось пройти. — Я начинаю плакать. — Сколько раз он меня оскорблял, вы просто этого не видели, он меня даже на яхту не пустил, заставил плыть самой. Чего стоят одни его постоянные нападки!
Сильвестр ударяет кулаком по столу:
— Ты преувеличиваешь, Каролин. Я знаю Роланда уже целую вечность, он самый отзывчивый из всех известных мне людей.
Меня здесь никто не слышит. Возмутительно! Я разворачиваюсь и ухожу. Феликс бежит за мной следом.
— Ну, зачем ты так? Я тоже знаю Роланда. Он хороший малый.
Я больше не пытаюсь их переубедить. Хочу съесть чего-нибудь сладенького. На мое счастье, тут рядом автомат со всякими вкусностями. Феликс останавливает меня.
— Нет, Каро, ты же на диете. Съешь яблочко или что-нибудь такое.
— Не хочу я яблочко, — сердито отвечаю я. — Лучше шоколада, и, причем немедленно!
— Нет. — Феликс делает кислую мину. — Сильвестр же сказал, чтобы я следил за твоим рационом! И чтобы никаких сладостей. А то все подумают, что у нас не ведущая, а бомбовоз.
Ну, все: сейчас я просто закрою за собой дверь, поеду на такси в аэропорт или на вокзал, вернусь во Франкфурт. И чтоб я еще раз произнесла название «Строуберри Интертейнмент»! А когда я приеду домой, отправлюсь в кондитерскую и накуплю себе пирожных с кусочками миндаля, много-много пачек печенья, и уже никто не сможет мне этого запретить. Потом буду сидеть в ресторане, и наворачивать огромными порциями любимые лакомства. И пусть я буду выглядеть как Марианна Зегебрехт, но ведь она всем нравилась, все так сопереживали этой пышечке в фильме «Страх съедает душу». Или это было в «Сладкой малышке»? Но факт остается фактом, Феликс никогда больше не сможет приказывать мне, что есть, а что не есть. Это уж точно. Я поворачиваюсь к нему и говорю:
— Ну, хорошо, тогда я прямо в столовую, поем там каких-нибудь сырых овощей. — Если я что надумала, то сразу приступаю к исполнению моего плана.
Феликс благосклонно кивает. В столовой я сначала убеждаюсь, что посетителей не снимают на скрытую камеру, потом быстро покупаю любимую высококалорийную пищу и, никем не замеченная, съедаю ее. После меня начинает мучить совесть.
