Но могла ли она сказать об этом? Могла ли обвинить его? Господи, что же он должен был чувствовать?.. Тем временем они добрались до больницы, и Витторио повел ее по бесконечным коридорам, задавая вопросы встречным и получая указания. Все еще оцепеневшая, с трудом воспринимавшая окружающее, Одри остановилась, когда он подошел к стойке, и принялась безучастно наблюдать за шевелившимися губами молодой медсестры.
— Ваша мать все еще в операционной, — тихо сказал ей Витторио. — Придется подождать.
— Рико?
— Его перевязывают.
Одри кивнула и позволила увести себя в маленькую приемную — ту самую приемную, которой в ближайшие дни предстояло стать ее домом.
— Сестра принесет вам чашку чая, — вполголоса произнес Витторио. — Мне нужно позвонить. Я могу ненадолго оставить вас?
Одри кивнула, не понимая смысла слов, стиснула руки на коленях и принялась молиться всем богам, которые могли ее услышать… Казалось, прошла целая вечность, прежде чем им разрешили взглянуть на Рико.
— Он выглядит таким постаревшим… — прошептала Одри, не сводя глаз с лица, которое больше не светилось румянцем. Оно было серым, морщинистым, седеющие волосы торчали во все стороны, и ей захотелось причесать отчима. Глаза Одри наполнились слезами; она изо всех сил старалась не зарыдать.
— Он поправится, — негромко сказал Витторио, но больше не прибавил ни слова, словно знал, что именно она чувствует. Впрочем, оба они и так знали, что Рико вне опасности.
Сестра произнесла несколько слов по-итальянски, и Витторио перевел:
— Перелом запястья, ушибы, порезы, небольшое сотрясение мозга. Ему дали успокоительное. Проснется только утром. — Он взял Одри за руки, вывел из комнаты, а потом… потом им позволили посмотреть на мать, которая лежала в палате интенсивной терапии.
— Они должны быть вместе, — бесцветно сказала Одри. — Если он проснется, а матери не будет рядом…
— Да… — кивнул Витторио.
Палата была пугающе белой, стерильной, уставленной жужжащими приборами и опутанной проводами. В центре комнаты лежала ее мать с забинтованной головой и разбитыми губами. Она казалась осунувшейся, хрупкой и очень маленькой.
— О, мама, — беспомощно прошептала Одри.
Одна рука Эмили лежала поверх одеяла, другая была забинтована до самого плеча. Под одеялом угадывались шины, наложенные на обе ноги; тут Одри закрыла глаза и закачалась. Витторио подхватил ее, прижал к себе и сверху вниз посмотрел на Эмили.
— Что с ней? — спросила Одри.
Он еле слышно перевел вопрос сестре, а затем объяснил:
