Вино разлили в глиняные чашки без ручек. - И где вы берете такой вонючий
сыр? - спросил Калликандзаридис, пожирая его и протягивая волосатую лапу
к следующему куску. - Мы покупаем его у твоей тещи, - ответила Алешина мама.
- А-а-а, а я-то думаю, чего такой запах знакомый. Наверное, она делает его
из козлиной спермы. - Тебе лучше знать, как пахнет козлиная сперма, Маркос, сказала мама, - Но твоя маринованная кефаль пахнет хуже. - Глупости! - возмутился Калликандзаридис, - Нет ничего лучше аромата маринованной кефали, когда она пустит сок! Не слушай этих женщин, Алексис, - он повернулся к Алеше, не забывая при этом коситься одним глазом на грудь Афро, - От маринованной кефали, стоит - во! - Капитан показал, как. - С таким ароматом изо рта, ты можешь сделать “во” только козлу своей тещи, - сказала Алешина
мама. Афро прыснула так, что вино потекло по бороде Калликандзаридиса. - Меня оскорбляют, - утираясь, горько сказал он, - За правду. Как пророка Елисея. - Ты что-то перепутал, Маркос, - заметила Алешина мама, - Пророка Елисея оскорбляли за лысину, а не за правду. - Какая разница, как зовут пророка? - философски возразил Калликандзаридис и мстительно пообещал, - Бог все равно воздаст. - Здесь нет медведицы, чтобы воздавать, - усмехнулась Алешина мама, - А у тебя нет лысины, чтобы Господь мог опознать своих. - Ты богохульствуешь, - удрученно сказал Калликандзаридис, разливая вино в чашки, - Ты еще не знаешь нашего Господа, он опознает меня по... - Да, я знаю, - перебила его Алешина мама, - Не вводи меня во грех, не заставляй меня снова всуе поминать козла твоей тещи. - Афро упала на спину, задыхаясь от смеха, и, глядя на ее ноги, капитан уже не мог продолжать дискуссию. - Эти женщины не способны ничего понять, - сказал он Алеше, отлепив, наконец, взгляд от Афро, - Мы говорим с ними на разных языках.
Черт его знает, какой национальности был Луиджи Дзампо, но приехал он из Америки. Он слонялся по галерее “Аристо-Артис”, шаря слепыми стеклами тонированных очков по цветным полотнам и нависая, как глиста, над фигурками из терракоты и бронзы, пока не наткнулся на Афро. За пятнадцать минут до закрытия устроители разрешали фотографировать, и Афро делала снимки, чтобы потом без помех рассмотреть их в своей мансарде и скопировать кое-что. Залы были уже почти пусты, и никому не мешали вспышки ее фотоаппарата. - Этот пейзаж похож на рисунок дерьмом на стене общественного туалета, - сказал мистер Дзампо, останавливаясь возле нее. Афро посмотрела вверх на его очки - мистер Дзампо был не менее двух метров ростом, тощ, узкоплеч и отчетливо вонял ментоловой жвачкой. Мистер Дзампо произнес свою вескую фразу по-английски, и Афро хорошо поняла только слово “дерьмо”, хорошо знакомое по американской кинопродукции. - Это тот способ, которым вы рисуете у себя в Америке? - спросила она по-гречески, - на впалой груди мистера Дзампо болталась пластиковая карточка с орлом, уведомляющая каждого, что он гражданин Соединенных Штатов и доктор чего-то там. - Пардон? - переспросил мистер Дзампо с ударением на первом слоге. - Да пошел ты в жопу, - ответила Афро и отвернулась от него. Но отвязаться от американца оказалось не так-то просто, он достал из кармана англо-греческий разговорник и закартавил, чудовищно уродуя чеканные греческие слова, - Имею желание ходить. Ресторан здесь. Рыба и моллюск.- Он покопался длинным, суставчатым пальцем в страницах, - Буду оплачивать, в рот. - Так мог бы говорить гиббон, если бы ему позволили говорить по-гречески. Афро едва не расхохоталась, но доктор принял ее веселые за согласие и схватил за руку, - Мы пойдем. - Нет, мы не пойдем, - вразумляюще сказала Афро, - Ты пойдешь один. В жопу.- Она попыталась вырвать руку, однако, доктор вцепился в ее запястье мертвой хваткой.
