Еще бы немного, и я бы пустился в пляс! Я бы плясал, пел, говорил бы разными голосами, свистел, пукал, хрюкал! Я бы исполнил весь свой репертуар для этих старух! Я остановился. Перестал смеяться. Я увидел этих старух перед собой.
Их лица вовсе не были одинаковы и серьезны. Они просто очень жалели меня!
Они смотрели на мое тело, на мой член, сморщенный от холода, на мои руки, повисшие вдоль худых ног. На мое дергающееся лицо.
И тут произошло то, чего я никак не ожидал! Они начали покатываться со смеху! Раскачиваясь, прижав руки к животам, они смеялись.
Светило солнце. Я стоял, улыбаясь всему, что происходило. Почему они начали хохотать? Над чем? Тогда это было не важно.
Теперь, в Париже, на рю Термопиль, я, конечно, понимаю, над чем они смеялись. Те старухи, которые должны были умереть. И которых сейчас уже нет в живых.
Они смеялись над той серьезностью, с которой я вышел из яранги.
Над той серьезностью, с которой я взвалил на себя свою собственную природу.
Над той легкостью, с которой скользнула с плеч моих моя армейская жизнь.
Над тем героизмом на моей морде, с которым я хотел плясать для них.
Над тем, как мой Шут превратился в серьезного Клоуна. Они смеялись в то утро, затерянные старые женщины.
Я думал, что они больны своей смертью, своей жизнью. Но они были здоровы. Это я в тот момент был болен. Я был тяжел, как капризный инвалид.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Через час я уже тер их спины. Это была работенка!
В натопленной яранге, без воды, только открытый котел на огне. С меня сошло семь потов.
Их спины были как стиральная доска моей прабабушки. Я растирал их сначала шкурой. Чтоб они вспотели.
Чтобы заставить сухих, как щепки, старух вспотеть, нужен не один черт с веником, а штук пять-шесть. Чтоб хлестали, перекуривали и снова хлестали.
А я был один.
Только я успевал разогреть одну, как другая делала знаки, что уже замерзает.
Я мчался к ней. И принимался снова. Мой член болтался, как колокольчик на шее мчащейся во весь опор коровы. Я их тер, будто старался быстро-быстро стереть что-то с их спин.
Временами казалось, что сейчас я увижу их белые ребра. Только я успевал выжать хотя бы покраснение, хоть маленькое красное пятнышко на спине одной, как меня уже кричала другая.
А потом вообще стало смешно. У той, которая говорила по-русски, вдруг зачесалась спина.
Будто я не тер их совсем! Чем я занимался все это время! Кто высекал из них огонь! Хоть каплю тепла! Хоть красное пятнышко! Я уж не говорю о капле пота!
