Наши табуретки были сбиты по три. Тяжелые.
Вот этими табуретками в реве и крике мы получали... Кто чем наружу спал, тот и получил...
Сафа и трое чеченцев схватили кто что с пожарного щита...
Я очнулся от того, что пресс весом со вселенную опустился мне на правое ухо. И я снова отключился.
Хохлов отбили. В основном отделались испугом. Саньку из Питера хохлы почему-то хотели кастрировать. У Сафы было разорвана вся роба.
Маленький чеченец Алик стал похож на кусок мяса. На прихрамывающий кусок мяса. Ему вышибли передние зубы. А я оглох на правое ухо. И почему-то крови было много. Вся подушка и морда.
Потом месяца три, как старик, наклонялся и переспрашивал. Но ничего.
Научился потом навсегда занимать позицию так, чтоб левым ухом работать.
Суки-офицеры, мы их так потом и называли - "суки", только грустно рассматривали нас. Кругами ходили. Качали головами в фуражках. И все.
В госпитале было сначала ничего не слышно, а потом весело. И с каждым днем все веселее и веселее.
Один танкист слева орал по ночам.
"Я танкист! Я танкист! Я танкист!!!!!"
Даже я просыпался. Хотя и ложился глухим ухом вверх. Мы его успокаивали. "Ты - танкист... Ты танкист... Великий танкист... Все нормально... Ты настоящий танкист... Все в порядке... Спи! Сука!!!"
После шести раз за ночь мы уже не вставали. Только мечтали, чтоб хоть другое орал что-нибудь. Например, что он - парашютист. Но он был танкист, бедняга...
Снотворного здоровенная медсестра нам не давала. "Только для танкиста", - говорила сурово и протягивала ему под нос огромную, как скамейка, ладонь. На ней лежали три таблетки.
Великий танкист упрямился. Он не хотел быть спокойным.
Медсестра, один тип, который уже год ковырял себе задницу, чтоб остаться здесь, я - вот все втроем мы его уговаривали.
Я ему рассказывал сказки о Великом танкисте и его Великом танке.
Он слушал, стервец, с закрытым ртом. Не хотел открывать рот. Раньше, когда открывал, то медсестра забрасывала таблетки. Теперь он научился слушать с закрытым ртом.
Когда медсестра Тамара не выдерживала, она просто брала Великого танкиста на руки. Подносила к окну. Молча. Тогда он соглашался выпить таблетки.
Мы ее упрашивали: "Ну и пусть орет... пусть... А мы выпьем и хоть поспим нормально... А он пусть орет... Сам ведь не слышит..."
Гигантша Тамара, жалеючи, как медведица на тараканов смотрела на нас и говорила: "Не положено..." И Великий танкист спокойно засыпал. А ночью он опять упрямо орал всему миру, что он танкист...
