Синдром фрица | страница 115



- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Нас повезли дальше на КамАЗе.

Вот тогда-то мы вспомнили наш "Бронетемкин Поносец". Хорошо еще, что это была не будка, иначе наши головы являли бы кукурузные початки. Столько было прыжков и бросков.

Лейтенант, который нас встретил, был странной наружности. Он был похож на якута, который плохо выглядит. Как потом выяснилось, он был породистый бурят из старой буддийской семьи.

К нам он относился довольно сострадательно. Не жрал при нас свой офицерский паек. Уходил куда-нибудь в кусты.

Он не матерился и не курил. Он не смотрел на женщин. Даже на нас он смотрел под углом своей супердобродетельной доктрины.

Это была древняя буддийская линия, которая считала, что достаточно быть разумным, не убивать комаров, не жрать убитых существ и вообще вести очень нежно, будто несешь поднос с хрусталем по льду, чтобы быть просветленным. Это был своего рода здравый смысл, возведенный в аксиому. Что ж, на каждую добродетель своя мода. Если мы и нуждались в чем-то, то уж явно в том, что не выйдет из моды.

Посмотрев на нас, он, видно, решил, что мы совсем пропащие.

Еще бы! Стали бы носить сервиз по льду!

Мы бы его быстро продали или обменяли бы на что-то более практичное в нашем случае.

Ну и ладно. Мы ехали быстро и хохотали, видя глаза жителей городков, которые смотрели нам вслед так, будто вернулись времена хана Кучума.

Мы видели пыль за спиной нашего КамАЗа и нищету деревень.

Здесь у людей было мало повода к радости. Они ходили медленно, часто оборачивались.

Здесь земля была так бесплодна, что мы радовались, увидев корову.

Она была похожа на нас. Веселая и тощая, как спортивный велосипед.

Здесь, оказывается, нельзя было содержать скот еще со времен Хрущева.

В других редких коровах, которые нам попадались, чувствовалась какая-то призрачность. Они чувствовали себя контрабандой!

Сидя в кузове, я часто вспоминал Сафу. Я очень скучал по нему в первые дни путешествия.

Потом это чувство притупилось, а теперь, на твердой земле, я снова затосковал. Земля затачивает наши чувства. Поэтому надо менять стихии.

Я сидел и от тоски чесался. На меня косо смотрели. Они думали, что я подцепил вшей.

Это было хуже всяких вшей. Я бы побрился наголо, и все бы кончилось.

Это было другое. Я не мог и не хотел вырезать ту татуировку на своем плече, которую сделал в память о Сафе. Та же гусарша, как у него на плече. В кивере, в ментике на голое тело.