Из русского детства Алексей помнил циничный стишок. «Если вас трамвай задавит, вы, конечно, вскрикнете, раз задавит, два задавит, а потом привыкнете». Да, они с отцом привыкли к болезни Анны Вадимовны. Для них ее пребывание в клинике стало в порядке вещей, но до самой своей смерти отец не переставал любить и жалеть свою несчастную жену, чувствуя ответственность за ее болезнь. Если бы он уделял ей больше внимания...
Но однажды отец не вернулся из деловой поездки. Алексей звонил – мобильный не отвечал. Пришлось подключать полицию. Перевернутую машину господина Быкова нашли в кювете. Сам он был мертв. Следствие показало, что автокатастрофа стала не причиной, но следствием его смерти. Он умер мгновенно, от острого сердечного приступа. Алексей остался наследником грандиозного, хорошо поставленного дела, обеспеченным человеком и вполне сформировавшимся холостяком.
Сейф в старом доме, тот маленький сейф, где хранились личные документы отца, он не смел открыть несколько месяцев. Все не верилось, что Петра Васильевича больше нет. Кабинет хранил его жизнь, укутывал слоем бархатной пыли, баюкал тишиной. Все же пришлось нарушить эту тишину – если бы отец не хотел, чтобы сейф открывали после его смерти, он не приложил бы к завещанию код. «Открой маленький сейф, вот код». Алексей открыл.
В сейфе было немного. Стопка бумаг, несколько фотографий. И в большом конверте насыщенно-желтого цвета – письмо для него, Алексея.
«Сын. Невыносимое жжение за грудиной – все чаще. Я был у врачей, хорошо осведомлен о своем состоянии. Стенки аорты тоньше папиросной бумаги – из которой, должно быть, мой отец крутил самокрутки. Курил он махорку, я курю сигары. Ты вообще не куришь...
Мысли мои путаются. Мы ведь с тобой толком никогда не разговаривали, правда? Все что-то мешало. Дела, дела. Я даже не рассказал тебе старой легенды, касающейся всех нас. Тебя прежде всего.
Так вот, мой отец, которого я не видел никогда, рядовой пехотного полка, он погиб под Москвой. Уцелевший однополчанин деда рассказал матери – погиб оттого, что стеснялся справить нужду в окопе, у всех на глазах. Вылез и пошел куда-то. Кустик искать, что ли? Снарядом ему оторвало голову. Осталась одна пожелтевшая фотография, да что я, ты видел ее много раз. На ней твой дед с самокруткой, пилотка лихо сдвинута набекрень. Лихой солдат, веселый парень? Да. Мало кто знал, что до войны он был ученым и священником, богословом и философом. Он изучал историю нашего рода, знал много тайн, и большая их часть, очевидно, ушла вместе с ним.
