– Это что ж за жизнь такая? – причитала Нюра, в основном отчего-то по утрам, когда так не хотелось вылезать из-под одеяла, шлепать по ледяному полу, разжигать капризную газовую колонку и полоскаться в облупленной ванной. – От сырости обои со стен валятся, а новых не достать!
– Почетными грамотами оклеим. Твоих и моих как раз на две комнаты, – отшучивался Быков и спешил перевести разговор. – С работы пойду, в овощной заглянуть?
– Загляни. Если картошка не гнилая, возьми два кило. Да откуда там не гнилая, весной-то! Макарон купи лучше.
– Макароны Лешка не ест.
– Съест, невелик барин! Все едят! Мясо не бери, к вечеру одни жилы останутся.
– Ладно...
– И я пятнадцать рублей возьму, заведующая колготки принесла импортные...
– Ё-мое, пятнадцать рублей за колготки!
– Мне же надо в чем-то ходить!
– Ну-ну, не заводись. Купи, если надо.
– Что на заводе, про квартиру речи нет?
– Нют, ты ж знаешь. Партийным дают в первую очередь.
– И ты б вступил, пожили б хоть как люди. А то передовик, отличник производства, с доски почета не слезаешь, а живем в хижине дяди Тома!
В партию Петр Васильевич вступать брезговал, собрания навевали на него ужасную, мозголомную скуку, а вранья он не любил пуще всего на свете. А вот работу любил и знал, был героем очерков не только в заводской многотиражке, но и в местной газете «Голос рабочего». И приходившим корреспондентам, жаждущим описать его трудовые подвиги, отвечал одно и то же:
– Работаю, потому что руки есть, а коли руки есть, то стыдно без работы сидеть! Ну, а уж если взялся дело делать – делай хорошо! Изобретения придумываю? Так голова есть на плечах, чего ж не придумать? Для себя ж работаю, и семья у меня жрать просит!
Насчет «жрать» корреспонденты всегда пропускали. Но это не сердило Петра Васильевича. Имея облик (сейчас бы сказали «имидж») неотесанного мужика-работяги, на самом деле (и Алексей это рано понял) отец был человеком исключительно сложной душевной организации, начитанным и приумножившим прочитанное своими наблюдениями над жизнью философом.
– А с дурака и спроса нет, – пояснил Быков-старший рано поумневшему сыну, когда тот подступил с вопросом, зачем, дескать, шута горохового изображать.
Узнав о родственнике в благополучной Швейцарии, Петр Васильевич не удивился и даже не особенно обрадовался. Двоюродный дядя – невелика родня, российским Быковым он ничем не обязан, и вряд ли это как-то переменит жизнь. Разве что к худшему. Но вот тут Петр Васильевич ошибся. Заграничный Быков, по имени Тимоти, а по-нашему – Тимофей, был человеком одиноким и состоятельным, имел свои заводы, в общем, буржуй буржуем! Узнав, что наклевывается возможность всласть поэксплуатировать рабочий класс в лице Быкова Петра и воспользоваться продуктами его передовой инженерной мысли, он потребовал, чтобы все семейство переехало на постоянное место жительства в Швейцарию. А уж за дядей Тимоти не заржавеет – будет денежная работа, особняк, колледж для молодого Алекса, которого он уже любит, как собственного сына, стабильность и обеспеченное будущее!
