Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь этот ад тая!
Какому небесному Гофману выдумалась ты, проклятая?!
Ревность, видимо, нужна была Маяковскому как объект для описания, для выражения своих чувств по отношению к героине, в которой он не был уверен никогда, даже в разгар романа. Когда она после любовного свидания с поэтом возвращалась к себе в квартирку, где жил и Брик, с которым у ЛЮ «все было кончено», его терзала неуверенность и ревность. Впрочем, ревновать он продолжал почти всю жизнь, но не к Брику, а к остальным.
И вскоре «Флейта-позвоночник» встала на некрашеную полку в квартире на Жуковской.
Как-то, гуляя вдоль Невы, поэт прочел Лиле свою поэму «Дон Жуан». «Опять про любовь, — заметила она. — Как не надоело?» Тогда он вынул из кармана рукопись и, разорвав, пустил клочки по ветру… «Правда, поэма не безвозвратно погибла. Некоторые куски оттуда я время от времени слышала в других его сочинениях», — вспоминала ЛЮ.
Но, увы, лишь некоторые!
«Новый, 16-й год мы встретили очень весело, — писала ЛЮ. — Из-за тесноты елку повесили под потолок и украсили вырезанными из бумаги желтой кофтой и облаком в штанах. Все были ряженые — Каменский раскрасил себе один ус и нарисовал на шеке птичку, Володя сделал себе рубашку из собственной афиши, я была в белом парике маркизы — словом, никто не был нормальным».
В 1918 году поэт снял комнату на Жуковской, на том же этаже. Там стояла большая тахта и огромное зеркало в резной раме, которое ему одолжили знакомые.
В этой комнате Лиля затеяла учиться классическим танцам — не с тем, чтобы танцевать на сцене, а чтобы лучше разбираться в искусстве балета и вообще чтобы быть грациознее. «Ведь играют же люди на рояле для себя, а не в концерте», — говорила она. Купила пачку, туфли, пригласила знакомую балерину, бывшую дягилевскую танцовщицу Доринскую. Уроки она брала ежедневно, пока не уехала в Москву.
В этой же комнате проходили и их свидания с поэтом.
Мы нежности открыли школу,
Широкий завели диван,
Где все полулюбовь и полу Обман, —
написал экспромт Михаил Кузмин, с которым они тогда нружили.
«Только в 1918 году, проверив свое чувство к поэту, и могла с уверенностью сказать Брику о своей любви к Маяковскому. Поскольку я уже не была женой Осипа Максимовича, когда связала свою жизнь с Маяковским, го ни о каком «menage a trois» <любовь втроем> не могло быть и речи, и наша любовь не могла омрачить ни наших отношений, ни дружбы Маяковского и Брика. Мы все решили никогда не расставаться и прожили всю жизнь близкими друзьями, тесно связанными общими интересами, вкусами, делами».
