«Конечно, не было никакого врача в природе, — продолжала Лиля. — Я рассказала эту историю Луначарскому и просила передать Горькому, что он не бит Маяковским только из-за своей старости и болезни».
Когда же в Берлине два писателя встретились в кафе «Ландграф», где чествовали Горького, Маяковский встал и, выкрикнув в зал: «Такого писателя в литературе не существует, он мертв!» — демонстративно ушел.
* *
Всю жизнь Маяковский считался с замечаниями ЛЮ, все читал ей первой, потом ей и Брику, затем уже всем остальным. Однажды, в первые дни их знакомства, в комнате, наполненной людьми, они сели на подоконник, и штора скрыла их от присутствующих, он — такой загорелый и красивый — гладил ее ноги и просил о свидании, которое и состоялось на следующий день у него в гостинице «Пале-Рояль». Когда же он прочел ей «Лиличке, вместо письма», там было:
Вспомни,
за этим окном впервые ноги твои исступленно гладил.
ЛЮ заметила, что «ноги» — это было в быту, а тут поэзия, что нельзя же подавать себя, как есть в действительности. Словом, ей не нравится. «Он и сам это ощущал, — говорила она, — поскольку был очень целомудрен в проявлении своих чувств», — и тогда появилось:
Вспомни — за этим окном впервые руки твои исступленно гладил.
Это любовное стихотворение кончалось щемящей, безнадежной строфой:
Слов моих сухие листья ли, заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.
Вся его любовная лирика пронизана мучительным горем ухода любимой женщины. Для него это было невыносимо… Но Лиля тогда вовсе не «уходила» от него, не бросала. Она скорее была непостоянна, своенравна и действительно могла уйти в любой момент, ускользнув, мерцая, как драгоценность. Отсюда во многом и трагизм его стихов.
За «Облаком» последовала гиперлюбовная поэма «Флей- та-позвоночник». Каждая вновь написанная глава торжественно читалась Лиле. Она приходила к нему в комнату, уставленную цветами и угощением, купленными на деньги Брика, которые тот ему выплачивал построчно, добавляя и свой выигрыш на бильярде. У Елисеева покупался кровавый ростбиф, соус тартар и камамбер. У «Де Гурме» — пьяные вишни и миндальные пирожные в огромном количестве. Цветы от Эйлерса. Фрукты вымыты в двух кипяченых водах. Начищены башмаки. Повязан самый красивый галстук.
ЛЮ впоследствии говорила, что поэма прекрасная, но ей непонятно, почему он продолжал ревновать и мучиться, когда ему уже ответили взаимностью?
