— Но ты ведь уже не можешь этому верить! — продолжил Локтев, когда мы снова остались одни. — Только кретин может второй раз подряд наступить на грабли. Улетай отсюда как можно быстрее, возвращайся домой, требуй, вырывай, отбирай то, что тебе положено, то, что ты давно заслужил! И ради бога, не пытайся посмотреть на гильотину снизу и тем более смазывать ее шарниры.
Он говорил не о том. Но я молчал, не перебивал, как он и просил. Локтев тоже замолчал. Кажется, он понял, что в нашем случае надо либо говорить откровенно, либо не говорить вовсе.
— Ну, что ты молчишь? — не выдержал он.
— Ты же сам просил.
— Я не о том! Пей чай, а то остынет.
Я плеснул в пиалу немного рыжей водички. Разве это чай, думал я, покачивая пиалу в ладони. И что они находят в этой несладкой горячей воде с привкусом соломы? Часами пьют и ведут разговоры. И Локтев привык к этому обычаю — не мог обойтись без пиалы с чаем. А может быть, этот ритуал — всего лишь вспомогательный инструмент восточной хитрости и лицемерия? В любой удобный момент можешь замолчать, поднести ко рту пиалу, сделав паузу, чтобы обдумать следующую фразу?
Я поставил пиалу на стол. Я мог обойтись и без нее.
— Если тебе неприятно говорить о наркотиках, — сказал я таким тоном, словно речь шла о контрабандных сигаретах, — то каждый из нас останется при своем мнении.
Локтева распирало от возмущения и, кажется, от бессилия. Он, несмотря на то что я говорил довольно тихо, процедил сквозь зубы:
— Ты можешь не орать, как на футболе?
Он закурил, при этом так яростно стиснул зубами фильтр, что тот в конце концов оторвался, и Локтев в сердцах швырнул сигарету на пол.
Я невольно поставил его перед выбором: быть со мной, как того требовало наше боевое братство, или же отказаться. Если бы Локтев сейчас сказал, что, мол, прости, Кирилл, но мне надо подумать о семье, о старшем сыне, которому пришло время поступать в институт, о жене, которой надо лечиться в санатории с минеральным источником, мое мнение о нем не изменилось бы ни на йоту. Собственно, получив письмо, я был готов к такому ответу и хотел от Володи только одного: чтобы он поставил меня на должность в разведроту и предоставил возможность командовать группой солдат на прикрытии границы. Все остальное я сделаю сам.
Локтева терзала совесть. Он машинально выпил весь чай, крикнул Сафару, чтобы тот принес еще, да не эту ослиную мочу, а покрепче, затем повернулся ко мне и неожиданно буднично спросил:
