Тут он,
по-видимому, приметил скользнувшее по лицу Аллейна выражение ужаса и,
наклонясь, похлопал его по колену.
– Однако
я отвлекся, – признал он. – Что, вернемся к нашим баранам?
– Да, –
с великим облегчением согласился Аллейн. – Вернемся. К нашим.
– Твой
черед, – великодушно сказал Громобой. – Что ты там говорил?
– Ты не
думал о том, – да нет, конечно думал, – что тут произойдет, если тебя убьют?
– Как ты
и сказал: конечно думал. Цитируя твоего любимого драматурга (видишь, я не
забыл) – последуют “отравленные тучи насилия, убийства, грабежа”,– Громобой
произнес цитату с явным удовольствием и добавил: – И это еще слабо сказано.
– Да.
Так вот, как ты должен был понять на Мартинике, риск не ограничивается
территорией Нгомбваны. Специальной службе известно, действительно известно, что
в Лондоне есть полубезумные, на все готовые экстремисты. Среди них имеются
выходцы их совсем уж застойных болот колониализма, имеются и те, кого снедает
ненависть к цвету твоей кожи. Попадаются также люди, которых по-настоящему
сильно обидели, люди, чьи обиды приобрели по причине безысходности самые
уродливые очертания. Впрочем, не мне тебе обо всем этом рассказывать. Они
существуют, их немало, они организованы и готовы действовать.
– Меня
это не тревожит, – со способным довести до исступления самодовольством сообщил
Громобой. – Нет, серьезно. Совершенно честно тебе говорю, ни малейшего страха я
не испытываю.
– Я
твоего чувства неуязвимости не разделяю, – сказал Аллейн. – Я бы на твоем месте
обливался потом от страха.
Тут ему
пришло в голову, что он и вправду думать забыл о дипломатическом протоколе.
– Но
пусть так. Примем твое бесстрашие за данность и вернемся к разрушительным
последствиям твоей смерти для твоей же страны. Вот к этим самым “отравленным
тучам”. Неужели даже эта мысль не способна склонить тебя к осторожности?
– Но
дорогой мой, ты так и не понял. Никто меня не убьет. Я это точно знаю. Чую
нутром. Мне просто-напросто не писано на роду пасть от руки убийцы, только и
всего.
Аллейн
открыл было рот, но смолчал и снова закрыл.
– Только
и всего, – повторил Громобой.
Он
развел руки в стороны.
– Ты
понял! – торжествующе воскликнул он.
– Ты
хочешь сказать, – произнес Аллейн, тщательно подбирая слова, – что пуля в
Мартинике, копье в глухой нгомбванской деревушке и пара-другая выстрелов в
упор, которыми тебя время от времени награждали, что всем им было предначертано
остаться безрезультатными?
