Внезапно этот хищник медленно
направился в мою сторону – точно лев, очнувшийся от апатии и решивший, что пора
пообедать. Подойдя, он смерил меня сердитым, злым взглядом и вдруг с силой
ударил в живот. То была любовь с первого удара. Затем начался ритуал
ухаживания: он вывел меня на середину зала и обратил в предмет возбуждающей
эротической игры сотни примерно мужчин – все они были одеты в полицейскую форму,
а один так даже в нацистскую.
Единственное внимание, какого я
удостаивался в детстве, имело вид неприятия. А здесь меня пожелали десятки
мужчин. В том-то и состояла вся прелесть геевских секс-баров Нью-Йорка: в них
каждый желал каждого, в том числе и меня. Во многих отношениях я был
прототипичным геем, и даже более того. Пребывавшие под запретом почти во всех
слоях общества, геи давали волю своим подавленным сексуальным желаниям и
отчаянной потребности в признании, собираясь в секс-барах и банях Нью-Йорка.
То, что мы таили от наших семей и коллег по работе, вырывалось наружу в
заведениях наподобие «Моего древка». Я ощущал себя более уродливым и
отталкивающим, чем большинство людей, и это мгновенно обращало для меня какую
угодно форму приятия в любовный напиток. А положение, в котором я оказался
сейчас, – десятки мужчин ласкали, ощупывали, стискивали и пощипывали меня, –
было исполнением моих наисладчайших эротических мечтаний.
Когда лев насытился созерцанием,
он подошел, вытянул меня из кольца мужчин и произнес слова, полные сладкой
поэзии: «Привели себя в порядок, гребаный жидок. Воняешь, как гребаный сортир»
Я едва в обморок не упал от счастья. Мы вышли на улицу, он остановил такси и
повез меня в «свое логово», на огромный лофт в Сохо.
Я перебрал к тому времени травки
и таблеток тетрагидроканнабинола и это сделало меня чрезмерно податливым,
однако от того, что я увидел в его жилище, мозги мои мигом прочистились. На
одной из стен висел огромный нацистский флаг футов примерно тридцати в ширину и
двадцати в высоту. Повсюду были длинные ножи и сабли. Ритуальный садомазохизм
был самой предпочтительной для меня сексуальной игрой. Несколько добрых оплеух,
тычков и ударов составляли ее неотъемлемую часть, однако колотые раны и
настоящая кровь в мои планы не входили. А что-то сказало мне, что мой новый
знакомый может этих правил и не соблюдать.
– Слушай, босс, я что-то чувствую
себя не очень, – сказал я. – Я, пожалуй, пойду.
– Никуда ты не пойдешь, – ответил
он и, сдернув с пояса наручники, защелкнул их на моих запястьях. А затем,
натянув мне на голову кожаный капюшон, приковал меня к кровати. Я ощущал
возбуждение и страх сразу, что делало секс лишь более волнующим. Им мы и
занимались остаток ночи и немалую часть следующего дня, пока наркотики и
усталость не свалили нас с ног.
