И повсюду в этой толпе люди
играли на гитарах и пели. Со всех сторон до меня доносились хоры, певшие на
всех мыслимых языках. Те, кто не владел гитарой, подыгрывали себе на
причудливых инструментах, сооруженных из металлических баночек, деревяшек и
ткани. Из рук в руки переходили всевозможные фенечки, сувениры, газеты,
политические и общественные петиции, любые приспособления, потребные для секса
и приема наркотиков. Не меньшим было и разнообразие общественных групп –
кришнаиты, ветераны Вьетнама, ветераны против войны, пацифисты, воинствующие
черные, сторонники легализации наркотиков и те, кто требовал запрета любых их
видов. Здесь были христиане, евреи, мусульмане, индуисты, секты любых мастей, и
все они делили друг с другом палатки и одеяла, все приехали сюда с одним
желанием: насладиться музыкой и той картиной мира, которую она создает.
Подобраться к сцене ближе, чем на
три сотни ярдов, было невозможно – дальше толпа становилась слишком плотной для
продвижения вперед, – поэтому я просто обходил ее по периферии. И, совершая
этот обход, оказался рядом с расписанным цветами автофургончиком. Дверцы его
были раздвинуты, внутри фургончика, устланного разноцветными ковриками, горели
фонарики. Из него неслись ароматы благовоний и звуки рок-н-ролла. Стройная
девушка лет двадцати пяти, с длинными каштановыми волосами, большими глазами и
ласковой улыбкой, неторопливо покачивалась внутри фургончика в ритме, ничуть не
совпадавшим с ритмом музыки, которая изливалась из его стерео системы. На
ковриках лежал ее спутник – молодой человек с длинными светлыми волосами,
телом пловца и безучастной улыбкой на лице. Вся его одежда сводилась к шортам
цвета хаки.
Эти двое вгляделись в меня, и
молодой человек сказал:
– Залезай, друг, составь нам
компанию.
Я сунул голову внутрь фургончика,
и молодой человек протянул мне маленький клочок бумаги с нанесенной на него непонятной
точкой:
– Положи эту штуку на язык, друг.
Клевая отключка.
– А что это?
– Шут его знает, малыш. Но ты мне
поверь, радости в этой точке столько, сколько тебе и не снилось. О да. Полный комплект
мгновенного улета, так ее называют. И никакой боли.
Пока я вылизывал бумажку, девушка
положила мне на шею ладони. Она и ее друг помогли мне забраться в фургончик и
лечь на коврик, рядом с мужчиной. А следом и девушка прилегла по другую сторону
от меня. Поначалу я ничего не почувствовал, даже того, как растворяется точка.
Все мое внимание приковали к себе изумрудные глаза пловца. Потом я ощутил
неодолимое желание вытянуться на полу фургончика в полный рост, расслабиться и
забыть обо всех моих неурядицах и заботах – о мотеле, о родителях, о
бесконечной борьбе за существование, о людях, которые меня ненавидели, и о тех,
кто считал меня героем. «Пусть все уйдет» – сказал мне некий внутренний голос.
И я словно растворился в музыке, в ощущениях, которые создавали шелковистые
ладони девушки, блуждавшие по самым укромным уголкам моего тела.
