— Значит, ты имеешь десять классов, — не то утверждая, не то спрашивая, произнес он. — Тогда ты есть образованный человек и должен понимать по немецки У вас ведь в городских школах учили немецкий язык, а ты, как я вижу, есть городской житель. — продолжал он в том же духе. — Мне как раз нужен образованный русский молодой человек. Ты вероятно, голоден? — снова по-немецки спросил он и, не дожидаясь ответа, вынул из стола бутерброд и протянул мне.
Я принялся уничтожать его.
В кабинет вошел посетитель, покосился на меня и передал жандарму листок бумаги. Но тут же понял, что пришел не в самое подходящее время, попятился назад со словами: «Зайду потом» — и вышел из кабинета.
Гауптман повертел листок и протянул его мне.
— Посмотри, что он там пишет? — Это уже походило на проверку.
С первых же строк стало ясно, что у меня в руках донос на подпольщиков, случайно обнаруженных этим добровольным сыщиком. Хотя донос был написан по-украински, я сумел разобрать адрес явочной квартиры.
От волнения у меня перехватило дыхание, и я не мог вымолвить ни слова. Это не ускользнуло от внимания жандарма. Он отобрал листок.
— Что там написано? Отвечай!
Я ответил, что не понял содержания, сослался на незнание украинского языка и неразборчивость почерка. Но жандарм был не глуп. Его добродушие улетучилось. Он сунул донос в ящик, смерил меня взглядом и вышел из-за стола… «Сейчас ударит», — подумал я. Но в этот момент зазвонил телефон.
По тому, как жандарм вытянулся и побледнел, несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Jawohl[4]!» я понял, что он говорит с высоким начальством и случилось что-то из ряда вон выходящее.
Была объявлена тревога. Гауптман покрикивал, отдавал распоряжения. Обо мне временно забыли. Чувствовалось, что здесь, вдали от фронта, жандармы привыкли к сытой, спокойной жизни и эта тревога застала их врасплох. Гауптман со словами: «А с тобой я еще поговорю по возвращении!», велел запереть меня в карцер. Карцером оказался обыкновенный чулан здесь же, на втором этаже. Зарешеченное окошко под самым потолком выходило в коридор.
Снизу с улицы донесся шум моторов, и вскоре все стихло. Нужно было что-то делать, пока жандармы не вернулись.
В коридоре послышались шаги. Я подпрыгнул, ухватился за решетку окошка, подтянулся и увидел охранника. За ним шла уборщица с ведром и щеткой. Охранник подошел к кабинету гауптмана, отпер дверь и впустил туда женщину, сказал, чтобы позвала его, когда закончит уборку. Йогом он подошел к двери карцера, подергал ее, убедился, что она заперта, и удалился. Я слышал только стук кованых сапог на лестнице… Подождал немного и тихо окликнул женщину — попросил напиться. Она подставила скамейку, встала на нее и просунула между прутками решетки кружку с водой. Женщина оказалась словоохотливой. От нее я узнал, что все жандармы вместе с начальником на машине и мотоциклах уехали кого-то ловить. Оставили только часового снаружи здания и дежурного унтер-офицера на первом этаже. Она даже принесла мне небольшой кусок хлеба с сыром. В ее действиях и словах чувствовалось желание помочь мне.
