У дверей гостиной Каролину поджидал Пьер.
— Мадемуазель…
Встретившись взглядом с камердинером, девушка скромно потупила взор. Она чувствовала, что Пьер обо всем догадывается.
— Доброе утро, Пьер! Прекрасный день, не правда ли? Я умираю с голоду…
— Мадемуазель, месье Алекс просил передать вам, что утром ему пришлось уехать в Нью-Йорк.
— В Нью-Йорк?..
Каролина сникла, и сердце Пьера переполнилось жалостью к ней.
— Да, мадемуазель. Генерал Вашингтон возвращается к себе домой в Монт-Вернон и завтра вечером пожелал встретиться в Нью-Йорке со своими офицерами. Думаю, это что-то вроде торжественного прощания.
— Но… надолго ли он уехал? Разве Алекс не знал об этом до того, как… то есть…
— Сообщение от генерала пришло лишь сегодня утром, мадемуазель. А вот надолго ли уехал месье Алекс, право, не знаю. Думаю, самое меньшее дня на четыре.
Каролина выглядела совершенно убитой — и именно так себя и чувствовала. Поблагодарив Пьера, она, поникнув, побрела в гостиную и опустилась на стул. Ее охватило глубокое отчаяние. Ни разу за последний месяц ей не было так плохо. Алекс оставил ее, а это означает, что она должна переехать в Филадельфию и ждать своего первого бала, который состоится через четыре дня.
Оладья на тарелке Каролины давно остыли, когда в Бель-Мезон прибыли Жан-Филипп и Антония Бовизаж. При первом же взгляде на экипаж, быстро приближающийся к дому, Натали воскликнула:
— Это maman, papa и Кэти! — Она вскочила, выбежала через парадный вход и помчалась навстречу родным. Каролина тоже поднялась и встала в дверях. Появление родителей Алекса взволновало ее.
Антония Бовизаж, миниатюрная, темноволосая, зеленоглазая, еще обнимая дочь, встретилась глазами с Каролиной и улыбнулась ей. Судя по лицу, она была приятно удивлена.
Жан-Филипп Бовизаж, привлекательный и надменный, с неподвластным возрасту очарованием, был таким же высоким и широкоплечим, как его старший сын. Седые волосы и морщины придавали ему особую значительность. Взглянув на Каролину, он поднял брови и сверкнул белозубой улыбкой. Жан-Филипп так напомнил девушке Алекса, что сердце ее тут же открылось навстречу ему.
Далеко за полдень они выехали из Бель-Мезон. В последний раз окидывая прощальным взглядом свою спальню, Каролина едва не заплакала. Здесь не осталось никаких следов ее пребывания! Она осторожно достала рубашку Алекса, спрятанную в ее дорожный сундук, и пошла в гардеробную. Открыв дверь шкафа, девушка повесила ее, коснулась знакомого сюртука, потерлась щекой о шершавый рукав, прижала его к лицу. Сердце Каролины сжалось. Гнетущее ощущение, что, покидая дом Алекса, она обрывает связь, возникшую между ними, и лишается последней надежды завоевать его любовь, не оставляло ее.
