Ванна с душистой пеной, и в ней подарок для отважных. Для дерзких, красивых, почти таких, как надо.
Ибо я ненаглядна.
Ненасытна.
Ненадежна.
Несравненна.
Он влетел ко мне, распахивая все двери, обрушил на пол кроваво-красные цветы, я не считала сколько, разорвал одеяло пены, взял меня на руки и понес…
Моя третья радость.
В нашем Уставе бесцветной кровью записаны две фразы. Они горят в огне Везувия, зарастают травой на склонах гор, стелются волнами Эгейского моря. Они зарифмованы в крови смертных, поднимаются к небу узорами дыма от погребальных костров. Только две фразы, одно положение.
Мы, олимпийцы, обязуемся быть счастливы. Во что бы то ни стало.
— А ведь я к тебе по делу.
Неутомимый парад мышц, идеал ярости наконец слегка утомился. И тут же смог думать о чем-то, кроме меня.
— Неужели?
— Да, я по делу. Над нами нависла опасность.
— Что ты говоришь, какая над нами может нависнуть опасность?
— Единственная. Что все откроется.
Я откровенно рассмеялась.
— Не смейся. Я целый день хочу сюда. Я с рассвета дожидаюсь, когда же над Этной появится дымок. Дымок над Этной — сигнал для меня. Значит, ты одна, значит можно. Я придумываю каскады убийственных ударов — и вспоминаю тебя. Я выбираю новое оружие, а передо мной твоя улыбка. К тому же нельзя улучшать клинок, когда стыдишься смотреть в глаза мастеру-оружейнику. В результате войны становятся менее кровопролитными, а это ужасно. Но виновата ты.
Необузданная ярость всегда стремилась к любви.
— Не смейся. Я боюсь подумать, что наши встречи завтра прервутся еще лет на десять. Ты чувствуешь сочетание: я — и боюсь!
— Это невозможно.
— Почти невозможно. Я — боюсь. Это уничтожает каноны. Но я боюсь, что все прекратится из-за ерунды.
— Послушай, Марсик, ну что ты, ну что с тобой…
Мой возлюбленный истерик. Это мне давно известно.
— В Трое был царь Лаомедонт. Знаешь? Теперь там царем Приам, сын Лаомедонта, последний выживший и все такое…
— Из ума выживший?
— Нет! — я уловила досаду. — Это же великая история, я закрутил такую войну… Ничем не интересуешься!
— Да знаю я, знаю. Геракл взял Трою. Кто ж не знает?
— Теперь там царем Приам. И у царя Приама есть дочь.
— О?
— Кассандра.
— Такая светловолосая красавица, очень отдаленно на меня похожа?
— Нет.
— Непохожа?!
— Вообще не красавица. Не похожа даже на Артемиду.
— У-у… Ну откуда же мне ее знать, Марсик?
— Ты-то ее не знаешь. Зато она про тебя знает все.
— Ах, я так популярна… Ты слышал, что в засекреченном рейтинге я на втором месте?
