Кассандра зажмурилась, а когда открыла глаза — в глазах были красные круги. Она затрясла головой и побежала во дворец.
Рабы с облегчением сняли маски внимания. Их-то костер согревал. Хотелось спать.
Кроме того, из всего хеттско-эгейского диалекта варвары понимали лишь несколько простых команд.
Праздник совершеннолетия застал перевернутое сознание, заключенное в хрупком теле. Воображение буйствовало. Власть иллюзий была безграничной.
Кассандра не умела врать. Она не умела даже чуть-чуть искажать истину, если под истиной понимать состояние души человека. А как жить иначе? Как без этого жить с людьми?
Ей не нужно было примеряться к окружающим: одинаково говорила она с отцом, с сестрами, со служанками, с последним нищим. Вернее, одинаково молчала. А уж если начинала говорить…
Кассандру интересовал только и исключительно ее страшный, сияющий, многоцветный, неожиданный внутренний мир. Коварный, ласковый, возбуждающий. Ей не разрешили быть жрицей. Ну и что?
Только выплеск иллюзии наружу связывал ее с ними. Они ошибочно продолжали считать ее частью себя.
Однажды отец, царь… Как его там? Приам. (Это сложный возраст — шестнадцать лет.) Однажды Приам позвал ее и спросил о чем-то серьезном, основополагающем. Наверное, добрые родители желали устроить ее судьбу.
Вместо ответа Кассандра рассеянно проговорила:
— Девятый год томительно тянулась осада города…
— Какого города? — не понял Приам.
Кассандра закрыла глаза.
— Я еще не решила.
Мир богов: Афродита
В последнее время меня преследует дивное извращение. Под утро, когда умница Эос, разминая солнечные пальчики, покидает ложе стареющего Тифона,[42] мне снятся нежные яблоки на розовых простынях.
Вообще-то мне снится всего одно яблоко.
Розовая простыня скомкана… Ну, не так уж и скомкана, скорей грациозно измята, чуть-чуть, тонкий рисунок линий излома. Просыпаясь, я чувствую свои ресницы, я гляжусь в потолок, и это первая радость.
Потолок — огромное совершенное зеркало, без единой царапины. Там, на розовом фоне, в глубине — совершенная красота, без единой неточности.
— Хайре! — слетает с губ совершенства неслышное слово, и это значит…
— Радуйся!
— Да, привет.
— Ты спишь?
— Я жду тебя.
— Я же слышу, ты спишь.
— Я жду тебя во сне.
— А он?
— Он? А… Он как всегда.
— Трудится?
— Самозабвенно!
Еще есть время. Тот, кого я жду, конечно, быстр на крыльях дикой страсти, но все же не так стремителен, как некоторые.
Хайре, моя прелесть!!!
Это я себе.
Моя вторая радость. Когда пробуждение наступило, и выясняется, что я — это не сон.
