Три стороны моря | страница 105



Нет, конечно, будет и самый первый Гомер, куда без него… Я его вижу: нищий слепой старец, бредущий от костра к костру, пальцы нежатся, соприкасаясь со струнами, и в голове его, прячется богатство невиданное.

Хотя не знаю… Есть и другая идея, не хуже: первым Гомером может стать особь женского пола. Оставлю тебя в недоумении, в конце концов, принеси жертву на алтарь и познаешь истину. Не открывать же все сокрытое в предисловии! Предисловие как явление задумано мной зачем? Предисловие это предупреждение.

Я хочу предупредить тебя, пытливый мой почитатель! Не все слова, приготовленные мною для таких, как ты, дойдут до тебя. И не оттого, что ты туп, как думают некоторые. Увы, смертный, не веемой слова к тебе выпустили.

Любимая моя песнь, текст-чудо, „Илиада“ и „Одиссея“ подверглись цензуре со стороны моих коллег. Особенно „Илиада“ — им всем что-то да не нравилось. Измени тут, измени здесь… Не тронь моего избранного, твердит одна… Покажи моего избранного еще вот так, умоляет другая… Но совершенство не позволяет себе сфальшивить, вот отчего о некоторых вещах пришлось элементарно умолчать.

В общем, когда ты, живущий, умрешь и узнаешь правду естественным путем, не сетуй на меня за то, что я не сказал всего. Я сказал все. Не моей волей ты всего не услышал.

Да, песни „Илиады“ и „Одиссеи“ написаны мной, Аполлоном, повелителем девяти муз, но сильно сокращены другими олимпийцами.

Единственный, кто имел все основания изменять, добавлять, запрещать, но, спасибо ему, ничего не тронул — это верховный председатель, отец мой.

А сейчас я быстро переложу все это на ионический гекзаметр…

И творение бессмертного бога в исполнении очередного аэда ждет тебя!»


(Это предисловие не вошло в общепринятый текст «Илиады», будучи запрещено лично самим Зевсом.)

Песнь первая

Прекрасная Елена изгибалась на ложе, светлые волосы были соблазнительно спутаны, ее грудь звала смять и насладиться, она замечательно подчинялась рукам повелителя.

Прекрасная Елена вскрикивала на двух наречиях попеременно, то ради себя, то для него. Хорошее чувство ритма позволяло ее четвертому партнеру лучше всех править боевой колесницей и оставлять женщин на ложе радостными. Прекрасная Елена глубоко уважала его.

А сейчас просто была целиком в его власти.

Ей это нравилось. С детства она привыкла не испытывать чужой власти. Когда разбойник Тезей украл симпатичную девочку, он выполнял все ее прихоти. Когда, якобы опозоренную похищением, отец отдал ее за Менелая, тот быстро понял — удобней всего делать то же самое, исполнять ее желания.